Елена Саммонен - Цветение и увядание

– О, мой господин! – воскликнула Суома, заливаясь смехом. – И зачем же мы сюда пришли? Неужели вести беседы о русско-шведской войне?

– Да ну ее, эту войну, – беспечно махнул он рукой. – Я, конечно, понимаю, что ты любишь историю, но сегодня ведь Рождество. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Да, да! – она захлопала в ладоши.

– В Рождественскую ночь все духи становятся добрыми. Только не в Швеции. Одна женщина пошла в рождественскую ночь на полуночную службу. Когда она вошла в храм, то обнаружила, что у прихожан нет голов. Несчастная бросилась бежать, ей удалось удрать от призраков, но они сорвали с ее головы платок. А на утро она пошла в храм и увидела, что клочья ее разорванного платка разбросаны на могилах близлежащего кладбища…

– Хорошо, что Финляндия – это не Швеция. – с улыбкой на губах заключила Суома. – Я думаю, что в эту ночь меня не коснется зло.

– А не думаешь, что я и есть зло? – нуори мьёс Мякиярви, скорчив больше забавную, чем страшную гримаску, сжал ее в объятиях, и впервые Суома испытала этот сладкий вкус поцелуя…

А ее мать в это время подняла на ноги весь дом. Руова Виртанен, так и не найдя дорогой заколки, вспомнила, что в начале вечера к ней очень близко подошел кто-то со спины. Она запомнила этого мужчину – он был красив и молод. Нет, у него была не скандинавская внешность… Слишком темные волосы и смуглая кожа… Может, цыган? Хотя что делать цыгану на светском мероприятии… Если только он барон… А может, русский…

– Этот человек должен быть очень ловок, чтобы суметь снять с меня эту вещь так, чтобы я этого не заметила. – рассказывала она хозяину дома, задыхаясь от слез. —Застежка была очень тугой.

– Успокойтесь, руова Виртанен, сейчас мы позовем херрасмиса Петри, он велит охранникам никого не выпускать из дома, пока полицейский не опросит подозреваемых и не найдет вашу драгоценность, – пообещала ей руова Ниеминен.

Вечер был совершенно испорчен, равно как и настроение присутствующих. Ведь это так неприятно, когда где-то рядом случилась беда. Каждый осознавал, что непричастен к этому, но все равно боялся оказаться виноватым. От ошибки стражей порядка не застрахован никто.

Но поиски не увенчались успехом. Видимо, похититель успел сбежать еще до того, как руова Виртанен обнаружила пропажу. Полицейский составил протокол, опросив потерпевшую и свидетелей. Обещал начать дело. А в душе руовы Виртанен зародилась надежда на то, что если за дело взялся профессионал, то это чудовищное событие разрешится благополучно.

Им с дочерью пришлось покинуть особняк прямо ночью, поскольку оставаться здесь руова Виртанен, все еще бьющаяся в истерике, не могла. Нуори мьёс Мякиярви проводил свою спутницу, юную Суому, до кареты и простился с нею, внушив разнервничавшейся девушке, что все будет хорошо. Он утешал несчастную Суому, ее рыдающую мать, а сам думал о том, что все это так нелепо. Столько возни из-за какой-то заколки. Ну да, золото, изумруд. Но это ведь всего лишь украшение. А ведь плачут так, словно кто-то умер. Наверное, эта вещь очень много значила для них…

Мякиярви решил, что оставлять в беде несчастную руову Виртанен, по меньшей мере, неблагородно. Тем более, что он почти весь вечер провел с ее дочерью. Поэтому молодой человек из доброты сердечной заглянул к знакомому ювелиру и выкупил у него дорогую заколку в виде стрекозы с глазами-сапфирами. «Нанесу им в скором времени визит. Заодно увижу нэити Суому. Уж больно хороша девица!» Вспомнив о красоте юной финки, он решил, что жемчужная нить украсит ее платье кремового цвета, в котором ему довелось видеть Суому на балу.

Спустя три дня после происшествия в особняке Ниеминенов, нуори мьёс Мякиярви, узнав у знакомых адрес Виртаненов, наведался в их имение на окраине Турку. В этом доме его приняли очень тепло. Руова Виртанен распорядилась устроить достойное благородных господ чаепитие, херрасмис Виртанен, едва познакомившись с ним, завел великосветскую беседу, а нэити Суома всем своим видом показывала, что рада, нет, счастлива, видеть его вновь.

– Как обстоят ваши дела с поиском пропажи? – вежливо осведомился нуори мьёс Мякиярви, обратившись к руове Виртанен. – Я надеюсь, что стражи порядка делают положительные прогнозы?

– Водят за нос, если честно, – призналась руова Виртанен. – То говорят, что уже близки к тому, чтобы отыскать преступника и вернуть эту вещь мне, то утверждают, что идут по ложному следу…

– Когда найдут того мерзавца, который посмел покуситься на наше добро, я сверну ему шею, – произнес херрасмис Виртанен. – Эта заколка стоила половины нашего дома, а он взял ее в свои грязные ручонки!

– Я решил немного сгладить вашу печаль, руова Виртанен… – проговорил Мякиярви, доставая из роскошной бархатной шкатулки свою покупку. – Я не знаю, как выглядела ваша заколка, но думаю, что эта будет хоть немного на нее похожа. Примите же мой скромный дар, не откажите!

Руова Виртанен, увидев новое украшение, пришла в восторг, но немного смутилась.

– О, это так дорого… Не стоило… К тому же та вещица принадлежала моей дочери, а я просто позаимствовала ее… – произнесла она.

– Эта вещь ваша, руова Виртанен. В ваших полномочиях распоряжаться ею, – сказал он и, достав из другой шкатулки нитку бус, проговорил: «А это, моя милая нэити Суома, для Вас. Знаете, Вы покорили меня с первого танца. Я очень хочу надеяться, что увижу вас на следующем балу с этим скромным украшением на вашей миленькой шейке!»

– О, нуори мьёс Мякиярви, вы так щедры! – восхищенно произнесла девушка, взяв из его рук бусы.

– Я просто влюблен, – произнес молодой человек, мило улыбнувшись ей и стрельнув взглядом господам Виртаненам.

И затрепетало юное сердце, и расцвели на бледных щеках пунцовые розы смущения. Он влюблен в нее… Вы слышали? Он влюблен в нее, в такую юную и не расцветшую красотой молодости девочку по имени Суома…

Но всему когда-то приходит конец. Суома, так искренне надеясь на то, что обожаемый ею нуори мьёс Мякиярви побудет у них еще совсем немного, совсем чуть-чуть, была вынуждена признать, что это приятное чаепитие подходит к своему логическому завершению. Уже иссякли темы для разговоров, выпит чай и обсуждены статьи последней газеты. Задерживаться в этом доме еще на некоторое время, хоть даже и по желанию хозяев, было бы просто неприлично. Поэтому Мякиярви поспешил откланяться, поцеловав на прощание ручку Суомы и попросив ее о встрече в ближайшие дни.