Людмила Макарова - Иномирец

– Так-с. Перекусим и… что тут у нас? Ага. Ахметзянов Рашид Альбертович, 34 года. Летчик-космонавт, космический корабль «Восток 700 С/С», – шевеля губами прочитал Лапин и включил запись.

– …на сверхсветовой скорости проходили Солнечную систему. Насквозь проходили. К сведению: оптимальная траектория транссолнечного перехода до сих пор уточняется. Прыжок рассчитать сложно…

Илья очень хорошо помнил разговор. Смелый этот Рашид до невозможности. Первый и единственный из космонавтов, кто сам Илью нашел. Лапин до сих пор без всякой записи наизусть помнил и разговор, и легкий, почти незаметный акцент, с которым говорил Ахметзянов.

– …в прыжок вошли нормально, и вдруг смотрю на обзорный экран, а на меня медленно-медленно плывет башенка. Даже не башня, а такое строение в форме башни, купол окрашен, наверху антенна. Можете представить себе мое удивление? Ну, наверное, можете (Смеется) Вы же все время с такими удивленными общаетесь по долгу службы. Потом настоящие спецэффекты начались. Мой «Восток» уткнулся носом в эту башню и остановился, а вокруг последовательно расширяясь от центра, в котором я оказался, проявлялся мираж. Все более четко и все дальше и дальше, до самого горизонта. Поскольку мы низко висели, метрах в десяти над поверхностью земли, не больше, горизонт у меня почти перед носом был, но нечеткий, размытый. Видимо, там и проходила граница миража.

– А что именно вы видели, – спрашивал Илья, – строения или людей? Как-то можете охарактеризовать пейзаж? Что вас особенно удивило?

– Все удивило. И сам мираж, и постройка, к которой я причалил. Она явно заброшенная была. Ветхая. Людей не видел. Поле. Огромное пустое поле, дальше – леса и перелески. Местность скорее холмистая. В сельском хозяйстве я не разбираюсь, и что именно на том поле колосилось – не скажу. Несколько минут мы так повисели, затем корабль нос задрал встал вертикально, отошел от постройки, еще повисел и вдруг пошел вверх как космический лифт. Я тут отвлекся… Ну в общем, все параметры полета в норме, а когда снова на передний обзор переключился – уже никакого миража и в помине нет. Полет нормально прошел. И вот еще что меня удивило. В момент нашего вертикального старта никаких перегрузок не ощущалось.

– Скажите, Рашид Альбертович, а вы один это видели? – спросил Лапин. – Ваши показания учтены. Я обязан этот вопрос задать, поймите меня правильно.

Никогда раньше Илья не задавал свой коронный вопрос с таким омерзительным чувством, как будто оправдывался.

– Я докладывал, значит, я и видел, – отрезал Ахметзянов, ясно давая понять, что к своему экипажу он господина уфолога на пушечный выстрел не подпустит.

– Из ваших специалистов кто-то занимается вопросом? – зашел Илья с другой стороны. – Я могу с кем-то переговорить?

– Да что вы, Илья Владимирович! – улыбнулся космонавт. – Если б наши занимались, я бы к вам не пришел. Уж вы не обижайтесь. Только по медкомиссиям меня гоняли дольше обычного.

Встреча была знаковой. С тех пор Илья полтора года вел тихую, чтобы не нарваться на неприятности, но упорную охоту за космонавтами и всеми, кто хоть как-то с космонавтикой связан. Нельзя сказать, что он сильно преуспел. Но кое-какие свидетельства у него в копилке все же появились. Совпадение с «наземными» показаниями на сегодняшний день составляло порядка тридцати процентов и… И увы, теперь их можно было смело выбрасывать. Похоже, на Земле не осталось загадок. По крайней мере, для сотрудников ФСБ.

Илья вспомнил про бутерброды, проглотил их один за другим, не наелся и заказал пиццу. Он снова полез в обширный список файлов.

«Классификация свидетелей по полу и возрасту», «Свидетельства людей с документально подтвержденными психическими отклонениями», «Географические зоны наиболее частых появлений НФО», «Повторяющиеся описания», и наконец, вот оно – «Реконструкция миров». Этот файл с многообещающим названием Илья не показывал никому, даже немногочисленным последователям. Разве что Олегу Сергеевичу, и то не по своей воле. Илья тихо посмеялся, но решил не обижаться на Дербенева. По крайней мере, тот не упек его в камеру, как подобравшегося слишком близко к государственным секретам, а честно предложил сотрудничество.

«Наш мир. Темпоральные миражи».

«Миры, отличающиеся от нашего по совокупности признаков».

В этом пункте имелось несколько разделов: здания и архитектура, техника и транспорт, люди и существа. И еще множество более мелких пунктов, которые можно было не брать в расчет.

Илья открыл папку «Люди и существа»

Заварзин Геннадий Фирсович, 72 года. Илья промотал начало.

– … на дачу шел. А он стоит. Я сначала подумал, ну мало ли, кто там на дороге стоит. Сейчас, конечно, любителей пешком ходить не так много, но есть. Уверяю вас, довольно часто мне попадались, но он сразу мне странным показался. Вот сразу в нем что-то такое было. Вы мне верите, Илья э-э… простите, отчество напомните, пожалуйста.

– Владимирович.

К тому времени Лапин уже знал: простодушно сказать свидетелю, особенно пожилому: «Да можно просто Илья» – лишних десять минут недоверчивых вздохов тебе обеспечено. А уж если собеседница – дама лет примерно пятидесяти – шестидесяти тут такое может начаться!

– Владимирович? Хм… Ах да! Так вот. Вы мне верите, Илья Владимирович? Дело-то в сумерках было, честно скажу.

– Разумеется, верю, Геннадий Фирсович. Это очень хорошо, что вы точное время отмечаете. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну не то, чтобы точное, но отметил, да. Ну вот. Я иду. Он стоит. Прямо над тропинкой, чуть впереди у поворота. А потом развернулся и не то пошел, а не то поплыл и исчез. И зверюга исчезла.

– Э-э… Так. Геннадий Фирсович, вы могли бы его описать?

– Описать? Так чтоб точно – это вряд ли.

– Тогда что именно вам показалось странным? Ну, стоит себе человек на тропинке…

– Как это что?! Да все! Разве так сейчас одеваются? Так сейчас даже неформальная молодежь не одевается! У тех плащи до колен и с поясом. А у этого длинный. А был ремень или нет? Хм, что-то я запамятовал. А плащ черный такой, аж блестит.. И лицо такое… – Заварзин смущенно вздыхает, – ну лицо я не очень рассмотрел. Он ведь полупрозрачный был, а вот глаза огненные. Точно.

– Как это «огненные»?

– А так. Переливаются как огонь горит.

– Оранжевые? Красные?

– Нет. Я же вам говорю, переливаются. Вы меня невнимательно слушаете, Илья Владимирович. И стоял он над тропинкой. Так и запишите – над.

– Записал. Извините, Геннадий Фирсович. Я вашего прозрачного незнакомца себе представлял, отвлекся. А дальше-то что было?

– Ну, так вот. Я иду, он стоит. И почему-то я знаю, что он не знает, что я иду. А может, знает? Но как-то вот даже внимания не обращает. Хоть бы кивнул. А потом, когда зверюга выскочила, он резко так развернулся, сетка на нем так и заблестела серебром, с дороги сошел и пропал. И зверюга пропала. Может, собака его была?