Светлана Молчанова - Пророчество Мириэля

Женщина ждала меня на крыльце своей хижины, именно там, где мы расстались. Неподалеку на земле играл желудями ребенок. Еще издали, заметив меня, она догадалась о печальных вестях и начала плакать. И я понимал почему. Даже не видя себя со стороны, я представлял, как выглядел. Раненый, тяжело опирающийся на ветку, с пятнами крови на лице и разодранной одежде.

Я подошел к ней и молча протянул веревку, обмотанную вокруг шеи козы. Она осела на ступеньку и обняла козу за шею, в рыданиях уткнувшись в ее жесткую шерсть. Порывшись в карманах, я высыпал ей на подол то, что нашел у ее мужа. Обычный нож, несколько монет и медное обручальное кольцо. Она громко всхлипывала, перебирая руками его вещи, и протянула мне монеты, но я покачал головой. Не нужны мне ее деньги, пусть лучше купит на них хлеба для ребенка.

Устало я опустился на крыльцо. Тогда она, извинившись, на некоторое время скрылась в доме. Когда она вернулась, в ее руках оказались полотняная рубаха, когда-то принадлежавшая ее мужу, и баночка с лечебным бальзамом. Она помогла мне стянуть лохмотья, принесла из большой бочки миску воды и обмыла раны. Ее руки, осторожно прикасаясь, мягко втирали зеленую резко пахнущую массу. Боль была сильной, но я даже виду не показывал, не желая казаться слабым. Она забинтовала тело несколькими полосами чистой материи и помогла натянуть рубаху, оказавшуюся мне как раз впору.

Сгущались сумерки. Женщина позволила мне войти в дом и подала жидкую овощную похлебку на ужин. Мы почти не разговаривали. Она постоянно тайком вытирала слезы. Я не хотел мешать ее горю, ведь попытайся я утешить ее хоть словом, тогда точно не избежать истерики. А этого мне, ой как, не хотелось.

Когда совсем стемнело, и малыш уснул в своей скромной кроватке, она расстелила мне прямо на полу одеяло, поближе к печке чтобы было теплее. Несмотря на свое горе, она продолжала заботиться обо мне.

Ночь прошла спокойно, если не считать иногда слышимые в ночной тишине всхлипы, на которые я старался не обращать внимания, тихо лежа на жестком дощатом полу.

Солнечный свет, пробившись через запыленное окно, разбудил меня, лаская щеку теплом. Женщина уже поднялась, замешивая на остатках муки тесто. Внезапно мне захотелось ей помочь еще чем-нибудь. Не обращая внимания на пульсирующую боль в боку, я натаскал в бочку воды, нарубил дров и собрал в поле огромную корзину яблок. Жаль, что этого надолго не хватит, но большего я, к сожалению, не мог для нее сделать.

Она накормила меня еще теплым хлебом с козьим молоком, еще раз поблагодарила за все и попрощалась. Я потрепал напоследок белокурую головку ее сынишки и направился по дороге к следующему селу со странным названием – Душистая Пасека, гадая, удастся ли мне там узнать что-нибудь об Орухе.

Солнце зависло высоко над горизонтом, заливая все вокруг светом и теплом. Было далеко за полдень. Дорога легко указывала мне верное направление. Она петляла между золотистым полем с одной стороны и клеверными зарослями с другой. Мышки-полевки, попискивая и шурша маленькими лапками, пробегали прямо под ногами. Крики соек и пение одинокого соловья поднимали настроение. Раны на животе и боку саднило, хорошо еще кровотечение не открылось, особенно после утренних занятий с ведром и топором. И все же я был рад хоть чем-то оказать помощь бедной вдове. Увидев то немногое, что я для нее сделал, она прослезилась.

Интересные цветы, похожие на колокольчики красного цвета, встречались мне на пути и я, неизвестно по какой причине, нарвал их целый букет. Дорога тянулась и извивалась, скрываясь за поворотом елового леса. Идти становилось все тяжелее. Теперь каждый шаг отдавался болью в истерзанном накануне теле. Мне оставалось надеяться, что вскоре я доберусь до места, где смогу передохнуть и восстановить силы.

Когда ветер принес издалека звуки дудки, какого-то струнного инструмента и бубна, я обрадовался. Даже ноги пошли резвее, понимая, что до поселка осталось совсем недалеко. Выйдя из-за поворота, я увидел деревеньку.

Домики в Душистой Пасеке оказались гораздо просторнее и добротнее, чем в Ветвистых Дубках, выложенные из ровных бревен, с двускатными крышами, крытыми соломой. По периметру широких окон красовались витые деревянные наличники, выкрашенные у каждого дома в свой цвет радуги. Повсюду в поселке росли цветы – клевер, одуванчики, лаванда, колокольчики, ромашки и множество других. Чуть в стороне от домов беспорядочно натыканы пчелиные улья, и маленькие полосатые насекомые тучами кружились в округе, никого не трогая.

Все дома в поселке выстроены, образуя кольцо вокруг большой площади с вековым дубом в центре. Само дерево украшено различными бантиками, ленточками и флажками всех цветов радуги. Рядом с деревом сооружен небольшой помост, на котором сидели музыканты, наигрывая веселую мелодию, а на земле перед помостом кружились в танце жители, высоко подпрыгивая, дрыгая ногами и заразительно смеясь. Их лица были румяными от задора и похмелья.

Неподалеку, накрытые столы ломились от всевозможных яств. Свежие фрукты и овощи, теплый хлеб, различные блюда с похлебкой и тушеным мясом, но основную массу занимали кувшины со сладким душистым напитком.

Я медленно вышел на площадь. Рядом со мной сразу же возникли две девушки, наряженные в яркие сарафаны и белые блузки с лентами в тон. Улыбка озаряла их лица. Они подхватили меня под руки и, весело кружась, сопроводили к столу. В мою руку быстро всунули деревянный кубок, наполненный душистым желтоватым напитком. Я с удовольствием отхлебнул его. Сладкий медовый алкоголь скатился по моему горлу, согревая и принося ощущение умиротворения.

Я уселся за стол и принялся уплетать все, до чего дотягивались мои руки. Вслед за картошкой, в мой пустой желудок устремилось тушеное мясо, помидоры, и прочие вкусности, сопровождаемые медовухой. Мой кубок почти не пустел, его постоянно пополняли две симпатичные девушки, кружившие вокруг меня.

Я присмотрелся к ним. Одна была высокой, стройной, с довольно пышными формами. Черные, как смоль волосы, украшенные венком из полевых цветов, доходили до плеч. Ее лицо по форме напоминало сердечко, с яркими мягкими губами и удивительными янтарными глазами. Девушку звали Лола, и это имя ей удивительно шло.

Вторая девушка – Кармила, была полной ее противоположностью. Невысокого роста, стройная, как рябинка, но не лишенная округлостей в нужных местах. Ее длинные волосы, цвета солнечных лучей, мягкими волнами спускались ниже талии. Между прядей выглядывали остроконечные ушки. Широкие фиалковые глаза сверкали и переливались на маленьком приятном личике. Каждое ее движение было плавным, наполненным нежностью и грацией.