Сергей Фомичёв - Серая орда

Однако им опять повезло. Всю ночь не смыкавшие глаз преследователи стреляли из рук вон плохо. Ни одна из первых, неожиданных, а потому и самых опасных стрел в беглецов не попала. Поспешили со стрельбой монахи.

Выхватив клинки, дружинники вновь прикрывали отступление, принимая на себя большую часть стрел. Под их защитой отряду удалось отойти к подлеску и укрыться за деревьями.

– Проклятье! – ругнулся Заруба, вытаскивая из кольчуги стрелу. – Мечи оставили!

– Какие мечи? – не понял Сокол.

– Монахов дохлых. Забрать надо было, этим хоть подержать для вида… – Заруба кивнул на разбойников.

Из подлеска стали высматривать врага. Когда его численность перевалила за вторую дюжину, а головы считающих совершили полный оборот, стало ясно, что отряд окружён. В кольце ещё оставались прорехи, но уйти через них от погони не представлялось возможным – враг видел беглецов, и тем оставалось только принять бой.

Озираясь, Заруба искал подходящее место для решающей схватки. Открытое место – верная гибель от стрел. Не для того удирали. Поджидать врага в лесу – значит сражаться без строя. Разношёрстному отряду, состоящему из непроверенных разбойников и горожан, вразнобой не выстоять. Перережут по одному из-за деревьев. Впрочем, – подумал воевода, – этих неумех и строй не спасёт.

Ему, наконец, приглянулась цепь небольших холмов, на какие недавно указывал Сокол, и которыми можно было воспользоваться в качестве укрытия хотя бы от стрел.

– Отходим вон к тем кочкам, – прошептал воевода, показав направление взглядом.

Скрываясь за деревьями, один за другим, они побежали к холмам и, несмотря на оживлённую стрельбу, добрались до места благополучно. Переведя дух, Заруба расставил своё куцее войско таким образом, чтобы опытные княжеские мечники оказались по краям, а сам воевода в серёдке.

Невысокие холмы едва скрывали отряд от вражеских глаз. Лучники некоторое время продолжали бить наугад, и стрелы то и дело ныряли в траву или зарывались в песок между припавшими к склонам людьми. Однако напрасно переводить припас врагам вскоре надоело. В дело вступили монахи. Одновременно шагнув из-за деревьев, они растянулись полукругом, стараясь охватить холмы с трёх сторон.

Собственно чернецов среди наступающих оказалось лишь четверо, но и семеро их приспешников из числа свищевских мужиков производили впечатление опытных бойцов.

Казалось бы, что могут селяне против бывалых мечников, укрытых к тому же доспехом? Но Заруба остерегался поспешных выводов.

В земле мещёрской много неглупых воинов улеглось, что недооценивали мужика. Считали, мол, выучка завсегда дикую силу одолеет. Может, оно и верно для какой-нибудь Москвы, где простым людям оружие иметь не дозволяется, однако, в мещёрских и муромских лесах всё иначе. Испокон веку здесь люди сами обороняются, с малых лет к оружию привычны. А уж богатырей деревенских, что хоть сейчас в дружину зови, по полудюжине в каждом селе всегда находилось. Таких-то монахи и отобрали.

Поэтому Заруба не пренебрёг рукавицу толстенную, со свинцом вшитым, к доспеху прибавить – щиты-то все в лодках остались. Дуболом вторую руку дубиной занял, а Никита вытащил кинжал.

Было что-то демоническое в открытом шествии монахов. Не петляя, не пригибаясь к земле, будто бы совсем не опасаясь возможных выстрелов, они уверенно надвигались на последний рубеж загнанного в ловушку отряда. Шли не спеша, но уверенно. Только что сияния святого над головами недоставало для полноты образа.

– По чернецам целься! – приказал воевода. – Они здесь всем заправляют. Им и помирать первыми.

Под просторными чёрными рясами вполне могли скрываться доспехи, и дабы не тратить попусту скудный запас стрел, Заруба распорядился подпустить преследователей поближе.

Когда враг одолел большую часть поляны, а до убежища осталось не более тридцати шагов, Заруба махнул рукой. Пять луков и два самострела разом освободились от зарядов, но и монахи, и их приспешники, продолжали идти как ни в чём не бывало. Только у одного из чернецов стрела застряла в полах одеяния и теперь болталась на ходу, задевая оперением траву.

– Заговорённые, тырык им в глотку! – закусив ус, пробормотал воевода и до белизны в костяшках сжал рукоять меча.

Сокол прищурился, силясь разгадать ворожбу, но ничего, похожего на чары, не ощутил. Он посмотрел на воеводу и едва заметно покачал головой.

Тем временем, не выдержав напряжения, один из разбойников метнулся через холм и бросился в обратную от наступающих сторону. Пробежал он не много. Лесная опушка тут же изрыгнула несколько стрел. Парень споткнулся и рухнул замертво.

– Стоять, недоумки! – рявкнул Заруба, в сердцах ударив рукавицей по ноге. – На месте стоять, держать строй, иначе всем конец.

Рыжий, хоть и ходил в приятелях у чародея, во всякого рода заговоры от стрел или клинков верил мало, потому, совладав со страхом, вдругорядь прицелился лучше. На сей раз он метил не в монаха, а в мужика – и не ошибся. Стрела попала селянину в бедро, но, заплутав в мясистой ляжке, кость миновала. Мужик споткнулся, смачно выругался, и, прихрамывая, продолжил путь.

Выстрел Рыжего не нанёс серьёзного урона, зато дал понять товарищам, что враг не так уж неуязвим, как показалось сначала. Тут и остальные принялись стрелять вернее. Монахов подбить так и не удалось, но двое свищевских до холмов не дошли.

Пришло время клинков.

Двух монахов поделили Заруба с Никитой и сразу же поняли, что те дерутся на равных с ними. Между опытными воинами завязалась тягучая борьба, где не столь часто взлетает клинок, сколь движется тело.

Дуболом взял на себя разом двух мужиков, рассчитывая управиться без труда. Не тут-то было. Он едва смог удерживать противников возле себя, что позволило тройке бывших разбойников попытаться числом завалить двух других. Но и у них ничего не вышло. Была у разбойников на троих всего одна сабля и две сулицы, и хорошо ещё, что им удавалось не подпускать свирепых мужиков слишком близко.

Сокол, невзирая на возраст, с мечом управлялся неплохо. Встретил третьего чернеца в одиночку. Не ожидая от седовласого старика серьёзного отпора, тот немало удивился, когда клинок едва не срезал ему ухо. Однако, чудом уцелев, монах тут же отставил легкомыслие, и между двумя странными воинами завязался долгий поединок. Такой, когда мудрость, но не задор определяет движения, а каждому удару предшествует трижды отмеренный расчёт.

Один на один с дюжим селянином бился Тарко. Юноше пришлось нелегко. Слишком тяжёлым был его славный княжеский меч, слишком сильны удары врага. Дрожание клинка отзывалось судорогой в руке, а о том, чтобы вращать такой меч мельницей, нечего было и думать. Благо, селянин противостоял Тарко не из самых опытных. Рубился он грубо, без выдумки, словно с топором против дерева вышел, и юноша всякий раз угадывал выпад.