Антон Вильгоцкий - Око Сатаны

— Жри, тварь, — произнес Николай, нанося удар коленом в челюсть.

К месту происшествия уже спешили милиционеры. Но Ветров успел достать свой наградной пистолет, приставить его ко лбу сатаниста и надавить на спуск.

Он лишь не успел, как намеревался, послать следующую пулю себе под подбородок.

— Слышь, Ветер, может, того, чифирнем? — из плавания по горькому морю воспоминаний Николая вырвал голос присевшего на соседнюю шконку Груздя. В руках тот держал пачку чая и литровую банку с кипятком.

— Это можно, — Ветров взял с тумбочки свою кружку. В общении с сокамерниками за все время, проведенное в тюрьме, у него ни разу не возникло никаких проблем. Даже несмотря на то, что Николай служил в армии — это по царящим в местах лишения свободы блатным понятиям тоже считается «западлом» — его здесь уважали, а если кто и питал неприязнь, так не выказывал ее. Так получилось по нескольким причинам.

Еще когда Ветрова только арестовали, многим вокруг было ясно — не так уж он и виноват. Да, совершил жестокое убийство в центре города. Но ведь кого убил? На пацане, которого Николай отправил в объятия его любимого Сатаны, крови, как выяснилось, было в три раза больше. К тому же, все понимали, какую чудовищную психологическую травму получил незадолго до этого офицер. Он после такого всю оставшуюся жизнь должен пребывать в состоянии аффекта, а не только в тот миг, когда убивал сатаниста!

Но это было, похоже, ясно всем, кроме прокурора и судьи. Николая приговорили к пятнадцати годам лишения свободы, и единственное, чего удалось добиться адвокату — так это смягчения режима. Ветров не поехал валить лес в сибирские морозы. Его отправили на общий режим, в недавно построенную тюрьму, расположенную неподалеку от Ростова.

Николай мог рассчитывать на досрочное освобождение, но для этого ему нужно было начать сотрудничать с администрацией колонии. Пойти на работу в хозчасть, став одним из тех, кого прочие зеки презрительно называют «козлами». Поступить так Николай не мог. Во-первых, от «козла», как известно, недалеко и до «петуха», а во-вторых — как он мог пойти на договор с властью, которая допустила, чтобы погибли его семья и любимая? Сатанисты появились на российских улицах не сегодня и не вчера — и за все это время правительство не сделало ничего, чтобы остановить захлестнувшую страну кровавую волну безумия. Так что, попав в тюрьму, Николай Ветров избрал для себя путь, который был бы неприемлем для него ни при каких других обстоятельствах. Путь «отрицалы» — зека, живущего по волчьим блатным законам и не допускающего даже мысли о каком-либо компромиссе с администрацией.

Прочим зекам импонировало то, с какой злобой смотрит Николай на «козлов» и вертухаев. К тому же, он получил свой срок за убийство беспредельщика — вполне достаточная заслуга, чтоб аннулировать такой «косяк», как служба в армии. «Вором в законе» Ветер, конечно, никогда не станет, но и пытаться спросить с него за то, что взял однажды оружие из рук государства, никто уже не будет. Блатные паханы, посовещавшись, приняли Николая в свою компанию без лишних вопросов. Именно эти люди были теперь его семьей.

Груздь принялся колдовать с заваркой и кипятком. Смотрящий по камере, матерый рецидивист Гена Глиф, потянулся у себя на шконке, широко зевнул, нашарил в тумбочке пульт и включил висящий на стене телевизор. На экране под бодрую музыку возникла заставка политической программы — в стране в тот год проходили президентские выборы.

При виде очаровательной ведущей все зеки, кроме Охламошина, одобрительно заулюлюкали.

— Добрый день, — сверкнув жемчужными зубками, произнесла девушка. — Сегодня у нас в гостях кандидат в Президенты России, депутат Государственной Думы Геннадий Райшмановский.

В Большом театре давали громкую премьеру — первую в России за не вспомнишь уже, сколько лет религиозную мистерию. Инициативу создать такой спектакль выдвинул приехавший из провинции молодой режиссер Карен Богостьян, и его предложение нашло горячую поддержку как в художественном совете театра, так и в Министерстве Культуры. «Сейчас, когда страну раздирает на части сатанинская смута, когда на театральной сцене сплошь матерятся и совокупляются, самое время для таких постановок», — решили в кулуарах, и Богостьяну дали зеленый свет. На премьеру были приглашены высшие лица государства — в том числе и Патриарх Русской Православной Церкви. Несмотря на огромное количество архиважных дел, владыка сумел найти время, чтобы посетить многообещающий спектакль, повествующий о Воскресении Христа.

В антракте сопровождавшие его люди разбрелись кто куда — кто пошел проветриться, кто — выпить воды в театральном буфете. На некоторое время первосвященник остался в ложе один…

Этим не преминул воспользоваться странного вида господин, который купил билет на спектакль, но на протяжении всего первого акта не входил в зрительный зал. Зато он проследил, в какую ложу направится Патриарх со своей свитой, и теперь терпеливо ждал, когда сможет осуществить свой замысел. Убедившись, что из ложи вышли все, кроме одного, высокий грузный старик в изысканном черном костюме, опираясь на трость, двинулся по направлению к приоткрытым дверям.

— Приветствую, владыка, — промолвил он, заняв место иерея Макария по правую руку от Патриарха.

— Ты?! — изумился тот. — Изыди!

— Не изыду, — улыбнулся неожиданный собеседник. — Ты прекрасно знаешь, что я не тот, на кого это может подействовать.

— Ты противен мне, — первосвященник демонстративно перевел взгляд на пустовавшую сцену. — Уйди.

— Мне тоже не так уж радостно находиться рядом с тобой, — вздохнул человек в черном. — Но так уж получилось, что сегодня мы с тобой преследуем одни и те же интересы.

— Что? — Патриарх повернулся к нему. На лице владыки появилось что-то наподобие усмешки. — Что общего может быть у Русской Православной Церкви и у… — владыка запнулся, словно слово, которое он хотел произнести, было скверным или запретным.

— Что общего, ты спрашиваешь? — старик, напротив, перестал улыбаться. — Что ж, объясню. Нежелание отдать страну, в которой мы все живем, на растерзание кровавым псам Сатаны — вот что общего у нас с тобой, пастырь.

— Разве ты не один из тех, кто всегда этому потворствовал? — приподнял седую бровь Патриарх.

— Представь себе — нет, — гордо вскинул голову его визави. — Да, я в свое время приложил немало усилий, чтобы ослабить ваше влияние, но, поверь, цель я перед собой ставил совсем иную. Благую цель, хотя ты, конечно, с этим не согласишься. Открыть людям глаза, сделать так, чтобы в головах у них звучал подлинный голос Бога, или хотя бы собственные мысли, а не ваш колокольный звон — вот, к чему я стремился. А он — тот, с кем ты ведешь войну — не хочет ничего, кроме неограниченной личной власти. Миллионов золотых слитков в подземных сокровищницах. Тысяч юных наложниц для извращенных плотских утех. Легиона послушных рабов, возводящих статуи и крепости в его честь.