Александр Прозоров - Ведьмина река

– А охранник умелый тебе в столь дальнем пути не надобен?

– Нет, добрый человек, ни к чему, – замотал головой хозяин. – Мои ладьи тати не тревожат. Чтобы грабить, корабль с пути торного убирать быстро надобно, дабы лишние глаза беды чужой не увидели, на помощь не пришли, дружинников опосля не навели. А с этой красавицей, окромя меня и моих людей, никому не управиться. Душегубам проще другой корабль подкараулить. Посему и попутчикам моим на борту завсегда безопаснее. Медленно, но покойно. Да и места для всех в избытке. Спи, где хочешь, никто в бок толкать не станет. Пять денег с носа – и плыви хоть до Булгара.

Ведун понял, что в этот раз задаром прокатиться не получится.

– Меня двое, хозяин.

– На рассвете приходи, – предложил татарин. – Тогда и задаток принесешь.

– По рукам… – согласился Середин. – Однако же просвети, хозяин, если тебе эта баржа в Булгаре на Улеме нужна, отчего ты ее отсюда гонишь, а не там срубил?

– Здесь лес дешевле, путник, и куда лучше булгарского, – похвастался своей сметкой купец. – Шушенские мастера, опять же, большой платы не просят, а корабли шьют на совесть. Вот и выходит, что здешний товар супротив нашего чуть не вдвое дешевле выходит. Опять же, я по пути домой здесь масла льняного закуплю, каковое кузнецы наши чуть не по бочке в день изводят, пеньки для набивки, бердо и нитченки [10]для станков ткацких. Опять же, на Шоше меха для Углича беру, в Угличе их на иглы и серебро выменяю, серебро в Костроме на масло меняю. Плюс еще с попутчиков прибыток небольшой имеется. Пока до места доберусь, глядишь, ан еще полцены отбилось. Так отчего и не съездить в земли русские при таких раскладах?

– Понятно. Выходит, опять мне в Углич возвращаться? Прямо заколдованный город. Куда ни отправлюсь, всегда в нем в конце оказываюсь.

– Извини, на ладье оставить не смогу. Сам видишь, не просто так к причалам встаю, люди работают. Раз боги определили тебе для жизни сию твердыню – смирись и исполни их волю.

– Я лучше попробую договориться…

Не успел ведун закончить фразу, как его внезапно вырвал из мира уже знакомый водоворот заклятия, и он оказался привязанным к креслу, да еще и с полиэтиленовым пакетом на голове. От удушья в глазах уже кружили радужные искорки, в висках с грохотом барабана стучал пульс. Олег ничуть не удивился, увидев перед собой настойчивую, как камнепад, Роксалану, протянувшую руки к его горлу.

– Привет, Олежка, – кивнула девушка. – Давай поговорим. Я хочу знать, как мне попасть к тебе. Говори!

Под пакет проникла струя свежего воздуха, ведун с наслаждением сделал пару глубоких вдохов, качнул головой:

– Это невозможно!

– Ты же смог! У меня есть хорошая ведьма, она поможет…

Еще пара глубоких вдохов почти выпустили Середина из чужого тела, но тут же возник новый приступ удушья, и Олег опять увидел перед собой целеустремленную миллионершу:

– Олежка, как мне тебя найти?

Она разжала пальцы на его горле, давая возможность ответить.

– Никак. Но я дам тебе золото… – Ведун торопливо рассказал о том, как найти зарытый им на берегу Волги клад, и вскоре пришел в себя на горячих толстых досках причала.

– Ну как, договорился? – насмешливо поинтересовался татарин.

– Надеюсь, что да, – присев и опершись на руку, ответил ведун. – Ты не поверишь, но я от них откупился.

– От богов? Они всесильны! Что им твои подачки?

– Подачка с сюрпризом, – подмигнул ему Олег. – Надеюсь, хотя бы до зимы им станет не до меня. Так что утром жди, такого шанса упускать нельзя.

На рассвете на булгарскую ладью набралось не менее полусотни попутчиков, в большинстве – женщин с детьми. Видимо, татарин говорил правду: неуправляемые баржи считались на Волге безопаснее прочих кораблей. Посему и садились на них в основном те, кто сам себя защитить не мог. Олег и Сирень нашли себе свободное место между крышками трюмов, разложили мешки, отмечая место, и ведун стал с интересом ждать часа отплытия, желая понять, как булгары намерены управляться с этакой махиной.

Однако все оказалось куда проще, нежели он ожидал. Сперва четверо корабельщиков шестами отпихнулись от берега, затем быстро заняли места на носу и корме судна, просунув в веревочные петли длинные гребные весла. А дальше все пошло по вполне понятному принципу: если ладье требовалось повернуть, например, на излучине – кормовые загребали в одну сторону, носовые в другую. Если надо было сместиться ближе к берегу или, наоборот, на стремнину – они гребли в одном направлении. Гигантская баржа подчинялась медленно, лениво, неуклюже, но ведь на ней никто никуда и не торопился. Скорость небольшая, река широкая. Всегда можно успеть обойти препятствие или сделать величавый пологий разворот вместе с текущей водой.

Ближе к сумеркам корабельщики перед одной из отмелей вытянули весла, схватились за шесты, быстро затормозились, выбросили за борт якорь и предложили всем устраиваться на ночлег. На рассвете выбрали якорь и покатились вниз по течению дальше, чтобы новым вечером остановиться у причалов многолюдного города Углича.

– На два дня придется здесь задержаться! – объявил пассажирам татарин. – Через два дня утром приходите, и до Костромы задержек более ужо не будет.

– Коли так, Сирень, айда на постоялый двор, к Селивановскому ручью, – позвал ведьму Олег. – Нам там в прошлый раз вроде как понравилось. К тому же по баньке я давно соскучился.

В город они не пошли, чтобы не платить пошлину, обогнули крепость по берегу, стали подниматься на взгорок за Угличем – как вдруг, возле одного из причалов, Сирень закрутила головой, резко повернула в пахнущий рыбой проулок. За ним юркнула на улицу, по сторонам которой слышался легкий перезвон работающих серебреников, остановилась у огороженного тыном незнакомого постоялого двора. Немного постояла, двинулась дальше. Снова остановилась.

– Ты чего? – спросил Олег.

– Знакомого встретила… – развернулась девочка.

– Так нет никого на улице!

– Запах его… Подожди…

Она пошла назад, прямо на ходу растворяясь в легком зыбком мареве. Ученики у двуногой волчицы, как ни крути, были самыми что ни на есть наилучшими. Мороки она умела ставить такие, что сами боги обзавидуются. Середину для этого требовалось заговоры нашептывать, травки рассыпать. Да и то получалось, по большей части, видят – не видят. А эта воспитанница леших и берегинь облик меняла походя, без единого звука, да еще и прописывала каждую черточку так, словно по финифти рисовала. А уж если исчезала, то ни одна собака не чуяла.

Открылась и закрылась калитка постоялого двора – ведуну осталось только смириться со своевольством пленницы и отойти к забору соседнего дома, делая вид, что он тут совершенно ни при чем.