Вадим Волобуев - Кащеево царство

Тем временем вдоль правого берега реки, прячась за сугробами и разбухшими от наста комлями, роя носом снег и почти не оставляя следов, тенью скользил по земле мохнатый серый волк. Неотрывно следя за растянувшейся по льду цепочкой нарт и людей, он то высовывал голову из-за пней, то взбирался на валуны, то неподвижно лежал в зарослях лозняка, почти неотличимый от проталин. Поначалу русичи не обращали на него внимания, привычные к подобному соседству, лишь говаривали меж собой:

– Ишь, настырный какой. Бежит за нами, глаз не спускает. Может, стрелу в него пустить?

– Во всех не напускаешься. По всему видать, стая за нами идёт. Падальщики… Ждут, когда ослабнем, чтоб человечинкой полакомиться.

– Тогда тем паче надо пристрелить одного, чтоб другие испужались.

– Так они тебе и испужаются… Волков так просто не отгонишь.

Но всё же иногда кое-кто из ратников доставал из нарт лук и натягивал тетиву. Волк, заметив это, пускался наутёк, скрывался в чаще.

– Ишь ты, хитрый какой, – удивлялись русичи. – Должно, стреляли в него уже. Матёрый…

– Братцы, – осенило кого-то. – А ведь это тот зверь, что в стане на нашу скотину покушался.

– И впрямь, – поражались вои. – От самой столицы бежит за нами. Должно, чует что-то. Недаром попович его божьим посланцем назвал.

На третий день пути к трескучим морозам, изнуряющей усталости и неотступному страху перед югорскими духами присоединился голод. Та скудная еда, что новгородцы взяли с собой в дорогу, быстро иссякла, а охота, на которую возлагали столько надежд, не оправдала себя. Звери и птицы будто избегали русичей, подтверждая грозные пророчества Моислава. Охотники, которых рассылал во все стороны Буслай, возвращались с пустыми руками: не только лосей и кабанов, но даже тетеревов с лисами словно вымело из тайги, оставив лишь покинутые гнёзда да пустые норы. Лес по обеим сторонам реки стоял безмолвный, недвижимый, небо нависало непроницаемо, будто громадное серебряное блюдо, накрывшее собой весь закаменный край. Лишь солнце, всплывающее над окоёмом, нарушало общую застылость, но и оно, словно издеваясь над пришельцами, быстро исчезало за окоченевшими кронами беломошника, подразнивая воинов малиновыми разливами красок. Эта мертвенность угнетающе действовала на русичей. Встревоженные кликушествами Моислава, новгородцы всё враждебнее поглядывали на Сбыслава с Завидом, виня их во всех бедах. А мелькавший на опушке волк доводил воинов до исступления, заставляя съёживаться в предчувствии небесного возмездия.

И однажды нарыв прорвало. Истерзанные душевно и доведённые до крайности бедами, русичи собрались в круг. Посовещавшись, решили отдать богам обещанную жертву. А чтоб у миродержцев не было повода гневаться, в качестве таковой избрали обоих вятших – Сбыслава и Завида. Мол, они довели до беды, им и расплачиваться. Но насилия творить не стали – отправили переговорщиков с Нечаем во главе, сами запалили большой костёр, расположившись вокруг него, принялись молиться древним богам, повторяя за Моиславом колдовские речения.

Нечай с тремя переговорщиками явился к шатру Завида Негочевича, хмуро поглядел на собравшихся у огня челядинов.

– Где господин ваш? Говорить с ним хочу.

– В шатре. Со Сбыславом сидит. Хочешь говорить, так иди, – равнодушно ответили ему.

Ушкуйник обогнул костёр, ступил за полог. В шатре было холодно. Жаровню расколотили югорцы, когда громили русский стан, и потому вятшие мёрзли, кутаясь в шубы и шкуры. Лица их осунулись и посерели, щёки густо заросли грязным волосом, губы потрескались от мороза. Увидев вошедшего ушкуйника, Завид Негочевич вскинул брови, а Сбыслав спросил хмуро:

– Чего надо?

– Мы от собрания, – сухо ответил Нечай. – С увещеваниями к вам, господа вятшие. Чтоб порадели за общее дело. – Он насупился, подбирая слова. Даже ему, старому головорезу, было неловко произносить вслух то, что он хотел сказать.

– Чего мнёшься? – прикрикнул на него купец и закашлялся. – Выкладывай. Чай не байки травить к нам явился.

– Не байки. Пришёл я огласить вам приговор, вынесенный кругом…

– Это каким ещё кругом? Мы, вятшие, никаких ваших кругов не знаем.

– Знаете – не знаете – ваше дело. А что мне велено сказать, то и скажу. Прошение у нас к вам, большим людям. Наказ. Сами знаете, что творится. Духи кругом летают, зверя нет, морозы лютые… Общество решило, что через вас югорские навии на нас ополчились. А раз так, то вам и ответ держать… С вами мы до Камня не дойдём. Здесь вы должны остаться. Ясно или ещё что объяснить?

– Сделай милость, – прогудел Завид. – А то ходишь вокруг да около, прямо девица красная. Давай, выкладывай всё как есть.

Ушкуйник вздохнул. Роковые слова висели у него на сердце тяжким бременем.

– Ну, в общем, дело такое: оставить надо вас. Отдать. Чтоб, значит, духов местных умаслить. А то они скоро совсем нас заедят. Так попович говорит, а ему верить можно…

– Попович твой повредился умом, – вскинулся Сбыслав. – А ты, как баба старая, всяким россказням веришь.

– Может, и так. А только общество решило, стало быть, придётся вам пострадать за всех. Как Христос страдал. Вот.

Вятшие переглянулись. У Сбыслава от ухмылки перекосилось лицо.

– Ты нас Христом-то не искушай, – сказал он. – Не того поля ягоды. Да и вы – не фарисеи. Христа иудейский суд приговорил, а не разный сброд.

– Народ обидеть хочешь, – укоризненно заметил Нечай.

– Ничего, на обиженных воду возят. – Купец распалялся всё больше, а боярин бледнел на глазах.

– Значит, не хотите вы отдать животы свои за братию? – подытожил ушкуйник.

– Не хотим. Коли братия того желает, пускай приходит сюда. А уж мы с ней потолкуем. – Сбыслав похлопал по рукоятке ножа на поясе.

– Что ж, сами того хотели… Прощайте, господа, не поминайте лихом. – Нечай вздохнул и вышел вон.

Покинув шатёр, остановился у костра, где сидели смерды, долго созерцал его, поглаживая бороду.

– Никак огня давно не видал? – задиристо спросил его один из челядинов.

– Всё на господ спину гнёте? – вместо ответа сказал Нечай.

– Да уж лучше, чем купчин трясти. Мы хоть перед Богом чисты. Не то, что вы, душегубы…

– Ты языком-то не мели, ежели не знаешь. Сейчас вот товарищи мои придут во всей силе, господ ваших из шатра вытряхивать. Вступитесь за них али нет?

– А тебе что за дело? Испужался, что товарищей твоих отлупим?

– Нам лишнее кровопролитье ни к чему. Благое дело злодейством разбавлять – себе вредить. Понятно?

– Понятно. Чего уж непонятного…

– Ну так что, уговоримся мы с вами или резать вас придётся?

Челядины переглянулись.

– Больно ты скор на расправу. Прямо как государь киевский…

– Ладно, трепитесь себе, – отмахнулся Нечай.