Симона Вилар - Ведьма и тьма

– Да о шашнях ли Калокира мне было думать, когда войско выступало! – ударил кулаком в ладонь князь. – Что ж, я про их удовы страсти [57] Удовы страсти – плотские отношения, секс. Уд – божество плотских утех у славян. должен был размышлять? Да и Малфрида хороша. Где она? А ну подойди, ответ предо мной держать будешь. Ишь разохотилась к иноземцу! А князю своему послужить?

Калокир хотел загородить любовницу, но она выступила вперед.

– Я и послужила, Святослав пресветлый. Хортицу чарами охранила, страхи наколдовала, духов призвала. Тебе этого мало? Или решил, что я и в чужом краю смогу тебе…

Она резко оборвала себя. Не станет она перед всеми о силе и бессилии колдовских говорить. Поэтому сказала иное:

– А ты никак взревновал?

Святослав едва не задохнулся от гнева. Вот же баба – волос длинный, ум короткий! И не хватало еще, чтобы она при всех упомянула, что и с ним у нее бывало. Не ровен час кто-то Малуше донесет. А Малуша… Такая, как она, никогда не простит!

Опять Свенельд отвлек. Напомнил князю, что Калокир – посол Царьграда, лицо неприкосновенное. Да и Малфрида не единожды услуги Святославу оказывала, он помнить о том должен.

Тут кто-то в толпе сказал:

– Ишь как они трое из-за чародейки сцепились. Заморочила она их!

Это сказал беловолосый новичок по прозванию Варяжко. Сын девицы из племени дреговичей [58] Дреговичи – славянское племя, предки современных белорусов. и заезжего варяга, он прибыл в дружину из лесной глухомани и еще не соображал, что можно говорить при воеводах, а чего нельзя, ибо то – дерзость. И все трое – Святослав, Свенельд и Калокир – повернулись разом в его сторону. Воевода Инкмор едва успел оттолкнуть болтливого парня в толпу, и дружинники заслонили его собой. Те трое между собой разберутся, а вот охочему до болтовни Варяжко перепасть может. Инкмору же Варяжко нравился: в парне чувствовалась отцовская кровь, он сразу выделился среди новичков. Такого и поберечь надобно.

Но в это время к стану на храпящем коне подскакал один из дружинников, хрипло выкликая, что идут печенеги.

Святослав тут же отвернулся. Стоял, сжимая кулаки, желваки на щеках еще ходили, однако понимал, что и впрямь зря затеял эту ссору. Разве князю так надлежит держаться при воинах? И даже рад был отвлечься, стал расспрашивать гонца о печенегах. Была у Святослава с ханом Курей договоренность о встрече именно в этом месте – у большого кургана близ места, где речка Мертвовод впадает в широкий Буг. И вот уже третий день Святослав охотится на водную птицу в здешнем краю, а его приятеля Кури нет как нет. С копчеными всегда так – больше обещаний, чем дела, да только Куря меч перед посланцами Святослава целовал, клялся своим Тенгри, обещая явиться по первому зову. И вот наконец-то…

Но князя ждало разочарование. То, о чем сообщил гонец, совсем не походило на появление Кури: будто бы движется с противоположного берега Буга группа всадников, причем неспешно, поскольку обременены они обозами. Присмотревшись, русы вскоре определили, что едут венгры, а по бунчуку с пучком белых соколиных перьев во главе отряда поняли, что это люди молодого царевича Акоса.

Акос был одним из многочисленных сыновей венгерского дьюлы Ташконя, которого родитель отправил со Святославом в поход на Болгарию. И сейчас царевич должен был находиться в Болгарии, помогать оставленному там воеводе Сфенкелю держать покоренные земли под присмотром. И вот он тут. Святослав немедленно послал людей за Акосом, приказав привезти того во что бы то ни стало. О ссоре же с Калокиром из-за Малфриды как-то сразу позабыл.

Она же была только рада, что их с ромеем оставили в покое. Калокир весело подмигнул ей и стал беседовать с князем как ни в чем не бывало. Оба смотрели на реку, где русы встретили венгерских всадников, заставив их перейти Буг бродом. Князь сам поспешил навстречу Акосу, велел спешиться, и они о чем-то долго толковали, размахивая руками друг перед другом – похоже, бранились. А потом по стану пронеслась весть, которую от венгров узнали: Болгария восстала. Оставленные там князем отряды разбиты, и только малая часть дружины укрылась в нескольких крепостях, ожидая возвращения Святослава. К нему уже не единожды отправляли гонцов с худыми вестями.

– Да не было никаких гонцов! – ярился Святослав.

– Значит, лазутчики царя Бориса их перехватывали, – важно заявил Акос.

– Какого еще царя Бориса? А где Петр Болгарский?

– Помер в монастыре. А ромеи отпустили из Константинополя его сына Бориса, чтобы тот взошел на престол. Вот бояре болгарские и сплотились вокруг нового царя, наседают на твоих людей, князь, режут их, изгоняют. Да и нам досталось от боярства. Посуди сам, мог ли я там оставаться, когда все повернулось против тебя? Ведь Бориса и бояре, и ромеи поддержали. Поэтому собрал я добра, сколько мог увезти, и отбыл восвояси. А ты не можешь винить меня в разрыве нашего договора: ты сам покинул Болгарию и столько месяцев пропадал неизвестно где!

В речах венгра был резон, Святослав это понимал. Он побагровел так, что его синие глаза стали казаться совсем блеклыми на потемневшем лице.

– Ты должен был выполнять мою волю, Акос, и отбивать завоеванные нами в Болгарии земли. Вспомни, ты был дан мне под руку самим дьюлой, и ты брат моей княгини!

Он еще что-то говорил, но из-за стоявшего вокруг шума Малфрида не могла разобрать слов. Но главное уразумела: Болгария вышла из повиновения, и прошлогодние победы Святослава сведены на нет. Однако, зная князя, она понимала, что он не тот человек, который спокойно примет случившееся, а потому отомстит болгарам за измену. Значит, будет кровавая война, ибо только месть за нарушение его повелений утолит крутой нрав князя-победителя.

Также Малфрида отметила, как напрягся Калокир. Святослав обрушился на него со всей мощью неукротимого гнева. Калокир держался спокойнее князя, отвечал, не поднимая глаз. Это уже был не спор о том, кому досталась женщина, нечто большее, и Малфрида догадалась, что ромею, как посланцу империи, придется держать ответ за коварство базилевса, считавшегося союзником князя… Да какой же союзник так поступает?

Святослав и впрямь был зол на императора.

– Мало того, что базилевс до сих пор не прислал мне обещанную часть платы за поход на Болгарию, так он еще и отдал мятежникам того, кто смог их объединить против меня! Неужто Никифор Фока не понимает, что я такого не прощаю?

Калокир отвечал, тщательно подбирая слова:

– Мой император – человек чести. Если обещал, значит, выполнит. И плата тобой будет получена, князь. Я же, будучи его родственником и находясь в твоей власти, являюсь заложником и порукой, что договор будет выполнен. Что касается присланного им царя Бориса, тут еще предстоит разобраться.