Симона Вилар - Ведьма и тьма

– Но сейчас-то он далеко! – опять засмеялся Коста. – Когда услышал, как ты шуршишь брюхом по камням пещеры, различил твое рычание утробное… По звуку понял, что не чернобровой девой вернулась ты в его пещеру. Ну и задал стрекача!..

Теперь Коста хохотал во все горло, так что его голос эхом отдавался от каменных сводов.

– Ох, видела бы ты, как он бежал! Обычно шествует что твой князь – голова вскинута, плечи расправлены. А тут понесся, путаясь в подоле, спотыкаясь и падая. Слепец он и есть слепец. И пусть он тут знает каждый камешек, но с перепугу и это ему не помогло.

И уже спокойнее добавил:

– Но трусом ты его не считай. Скоро опомнится и вернется. И ты снова будешь ему повиноваться. Хотя… Может, опять обратишься в это чудище да напугаешь его?

Малфрида попыталась расчесать пальцами растрепавшиеся волосы. Ох, знать бы, как по своей воле стать этой черной тварью! То темное, нечеловеческое, что жило в ней, в ее крови, стало проявляться все чаще, но управлять им она не умела. И когда сказала об этом Косте, тот погрустнел.

– Расате подчиняет себе людей-колдунов, однако не в его силах повелевать духами и чудищами. Перед ними он слаб. Вот поэтому всегда держит при себе кого-нибудь из нашего племени: тебя, меня, своего древнего жреца, которому невесть сколько лет и который верен ему, как пес. А еще у Расате есть этот мальчишка Цветил. Когда Расате обнаружил у этого болезненного ребенка, принесенного родителями, дар чародейства, он сказал, что излечит его. Но при этом потребовал, чтобы мальчика отдали ему в услужение. И он многому научил Цветила, тот теперь за своего учителя и в огонь, и в воду. Оттого он и ненавидит тебя, Малфрида, ибо знает, что его обожаемый господин побаивается тебя. Ну да ладно, о другом хотел спросить: как вышло, что ты вернулась сюда в обличье чудища?

Малфрида вздохнула. Пить хотелось неимоверно. Да и вода рядом. Однако она не сможет тут колдовать, чтобы получить питье, пока не позволит Расате. Она снова облизала сухие губы – теперь уже как человек.

– Я плохо помню, Коста. Мне легче вспомнить, как я пробиралась на Русь – сперва соколом, потом кобылицей, потом лисой рыскала по чащам, чтобы учуять запах чародейской воды. Там я уже человеком ходила, но когда добыла воду, воля Расате опять мой разум помутила. И я понеслась сюда – то зверем диким, то птицей лесной. И только у входа в пещеру, под водопадом, снова приняла человеческий облик. Помню, что оставила воду в указанном месте и почувствовала силу, властный зов, увлекавший меня в пещеру. А мне так не хотелось снова на веревку! Я ведь на Руси была, видела наши рощи и капища в лесах, видела жертвенный камень у изваяния Перуна с еще не остывшей кровью жертв, видела, как юнаки и девы ведут коло вокруг горящего чучела Масленицы, слышала веселый смех, наши напевы… А тут… Мне не хотелось возвращаться, я попробовала сопротивляться и почувствовала злость. Силы иссякали, я была утомлена безмерно, но Расате звал, и я пошла в темноту… Больше ничего не помню. Ну а ты, Коста, не испугался ли меня, когда увидел чудище? Или…

– Тише! – резко прервал ее волхв.

Малфрида замерла, вгляделась во мрак за колоннами сталактитов, вслушалась в капе́ль у подземного озера. Но ничего, кроме шороха крыльев летучих мышей, не различила. Однако именно этот шорох, похоже, и насторожил Косту.

Малфрида догадалась, что он опасается Цветила. Мальчик-колдун обладал большими способностями, и она однажды наблюдала, как легко он превратился в летучую мышь. Мышей в пещере было немало, и теперь каждой следовало опасаться.

Оба умолкли, услышав, как прошуршали в темноте перепончатые крылья.

– Спи, Малфрида, – произнес Коста. – Тебе надо отдохнуть. А потом… Потом мы все обсудим.

Слепец пришел позже, поблагодарил Малфриду за доставленную воду, а шедший за ним старый языческий жрец Онегавон принес им с Костой еды, но при этом смотрел недобро. Все подчиненные Расате зависели от его воли и ревновали, когда господин уделял внимание другим.

Пока Малфрида ела, Расате гладил ее по спутанным волосам, словно хотел приголубить свою зверушку, но она поняла, что слепец желает убедиться, что его пленница – все та же женщина-ведьма, а не какое-то чудище, что без его наказа она ни во что не сможет превратиться. Он пока еще не догадался, что порой она сама не в силах справиться с тем, что с ней происходит. Ибо не знал, что в ней течет иная – черная кровь.

Слепец рассказывал, что эти пещеры ведут глубоко под землю, и даже он не ведает, какие твари там могут водиться. И предупреждал не раз, чтобы были осторожны и сообщили ему, если увидят нечто странное. Не видели ли чего?

Бледное лицо Расате казалось спокойным, бесстрастным, но разве можно что-то понять, если у человека вместо глаз темные дыры и шрамы? Когда к нему приходили просители, он надевал повязку, чтобы не пугать их своим обликом. Но теперь повязка лежала без дела. Жаловался, что весна выдалась голодная, все меньше поселян готовы поделиться снедью с лекарем, даже больных не приносят, не говоря уж о том, чтобы из сострадания или почтения поделиться последним.

– Поэтому, как закончатся припасы, отправлю я тебя, Коста, на охоту, – бросил он через плечо волхву. – В селах голод, а в лесах дичи хватает. Пойдешь волком, добудешь нам зайчатины, а повезет, так и серну схватишь.

Когда Расате удалился, Коста приложил ладони торчком к голове, изображая волка, потом кивнул на то место, где стоял Расате, и, сделав вид, будто колдует, коротко произнес:

– Не сможет.

Малфрида поняла. Они уже давно пользовались языком жестов, поэтому ей не стоило труда сообразить: Коста имел в виду, что Расате имеет власть над чародеями, но не может ими повелевать, когда они в зверином обличье. Приказ он отдает человеку, когда тот послушен и считает, что это его воля. И вдвойне худо, когда Расате как бы вселяется в чародея и следует за ним. Так было, когда слепец вместе с Костой разыскивали Малфриду. Но в последнее время он так не поступает – видимо, это нелегко и для него самого.

Малфрида пожала плечами.

– Ну и что?

– Попробуй превратить меня в волка, когда я вернусь.

Коста и без того сказал больше, чем смел. Но Малфрида только вздохнула. Объяснила жестом, что не смеет колдовать без повеления Расате. Она, вольная и свободная ведьма, ранее никому не подвластная, теперь использовала силу только по воле своего повелителя!

– Тогда разозлись на него!

Больше Коста ничего не прибавил. Малфрида молчала, ибо поняла замысел волхва: после того, что она поведала о злости, которая ввела ее в пещеру в обличье чудовища, он надеется, что в ярости ведьма опять им станет и сможет напасть на Расате. Ах, если это было так! Пока же, когда появлялся ее повелитель, она испытывала перед ним только страх и преклонение. Она полностью была в его власти и ничего не могла с этим поделать.