Александр Петров - Искатели счастья

– Да, пожалуй, плач и я там слышу. Мне эта песня представляется теплой струёй воды, омывающей заплаканное лицо влюбленного. Скажи, Юра, почему любовь всегда несет в себе печаль? Почему? Ведь это самое светлое и высокое чувство человека?

– Наверное потому, что в эту чистую реку мы входим нечистыми и замутняем прозрачность. Мы хотим слиться с чистотой, но не можем по причине собственной грязи.

– Да, наверное, – грустно улыбнулась она. Но потом подняла глаза, сверкнули две молнии и она подняла бокал сухого вина, к которому лишь едва прикасалась губами. – Юра, пусть будет так. Пусть вместе с ней приходит грусть и даже боль. Пусть будут плач и смех сквозь слезы. Все равно это самое лучшее, что есть в нашей жизни. Поэтому, давай поднимем эти бокалы с игристым вином за любовь!

– Давай!

– Знаешь, Юрик, я так разволновалась, что у меня появился волчий аппетит. Давай поедим?

– Давай! Я тоже чувствую голод.

– Скажи, ты ведь что-то хочешь спросить? Сегодня можно всё! Спрашивай, что хочешь.

– Да, хочу. Понимаешь, Дина, если бы это случилось сейчас, когда пришла такая теплая и душистая весна, я бы не удивился. Но я это заметил гораздо раньше, когда было серое небо и лил холодный дождь. Весной каждое живое существо улыбается и распахивает душу всему хорошему. Но меня удивило то, что ты носишь в себе какую-то очень сильную радость. Ты будто светишься вся изнутри. Что это?

– Не что, а кто. – Улыбнулась она загадочно. – У этой моей радости есть имя. Хочешь его услышать?

– Да, если можно.

– Владимир.

– Кто же этот счастливый избранник? – спросил я, чувствуя резкий укол ревности.

– Мой будущий сынок. – Снова улыбнулась она рассеянно.

– Но я не вижу на безымянном пальце правой руки обручального кольца! Будущий отец знает о Владимире?

– Нет, пока не знает.

– Он бросил тебя?

– Мы часто встречаемся. Я ему пока ничего не говорила.

– Боишься? Хочешь я с ним поговорю. Я не минуты не сомневаюсь, что он разделит с тобой радость. Ведь на тебя даже смотреть приятно – ты светишься от счастья!

– Правда? – Вспыхнула она. – Не волнуйся. Скажу, когда настанет время. Спасибо тебе, Юра за участие. Мне это очень приятно. Только, понимаешь, я уже счастлива. Моя жизнь стала такой глубокой и нужной. Если он захочет, пусть присоединится. А если он воспримет нас с сыночком как обузу, – что ж, пусть будет свободным. Лишь бы ему было хорошо. А я в любом случае останусь довольной. Ты не представляешь, каково это – носить под сердцем ребеночка. Там будто зарождается новая вселенная. Это так здорово!

Мы в тот вечер много разговаривали, потом ходили. На Верхне-Волжской набережной, куда высыпали толпы людей, мы дышали свежим воздухом, смотрели на сверкающую воду, на далекие и широкие просторы. Нас обтекала праздная толпа, иногда мне доставались толчки, но Дина своим соседством обогревала меня. Я пытался ее глазами смотреть на мир. Пробовал почувствовать расширяющуюся внутри вселенную…

Раньше я думал, что девушка – это цветок, это сама жизнь, это высший пик женственности. Видимо, я ошибался. Самое лучшее, что может случиться в жизни женщины – это материнство.

Погожее субботнее утро. Мы с Олегом решили сдать бутылки. Собрали их в сумки, рюкзак и вышли «на охоту» Среди панельных домов, сзади стеклянного магазина, в зарослях сиреневых кустов затерялся сарай. На фасаде желтела надпись охрой:

Пункт приёма стеклотары

9 – 18

Ниже – зарешеченная витрина с образцами посуды и ценниками. Правее – приёмное окно с широким подоконником.

Мы с Олегом заняли очередь, присели на свободный ящик и погрузились в созерцание под чай из термоса с бутербродами. Олег жил в этом академическом районе почти всю жизнь и знал в лицо едва ли не каждого. Иногда он наклонялся к моему уху и пояснял, кто здесь кем работает.

Подошел преподаватель философии, спросил:

– А кто крайний? – И с облегчением опустил на траву огромные сумки, снял с плеч брезентовый рюкзак. – Кто сегодня ведет приём? – деликатно поинтересовался он.

– Лёля, – вздохнул впередистоящий кандидат наук.

– Это не очень хорошо, – сказал преподаватель философии.

– В конце концов, каждый индивидуум самовыражается по-своему, – сказал замдиректора завода «Спецтехника»

– Это кто там выражается?! – рявкнула из окна Лёля. – Здесь только я могу на вас выражаться. Следующий!

Первый очередник, начальник отдела НИИ «Вакуум», бросился поспешно выставлять бутылки из английской кожаной сумки на подоконник.

– С наклейками не берем. – Отставила три бутылки приемщица.

– Сейчас, Лёлечка, я мигом. – Начальник отдела НИИ поднял из-под ног осколок зеленого стекла и принялся соскребать им наклейку.

Приемщица переставила бутылки с подоконника в ящик, пересчитала и протянула деньги.

– Следующий!

– Лёлечка, а как же эти три? Я быстро!

– Следующий, я сказала! – крикнула Лёля, и начальника отдела НИИ оттеснили в сторону. Тот пересчитал деньги и чуть не заплакал:

– Тут не хватает двух рублей. Мне же даже на бутылку водки не хватит.

– Уберите отсюда этого счетовода, а то закроюсь, – прогудела начальница.

– Слушайте, уважаемый, – заволновалась очередь, – шли бы вы домой, не мешайте народу.

– Нет! – взвизгнул по-бабьи начальник отдела НИИ, вытирая лоб мятым носовым платком. – Это принципиально! Меня обсчитали, меня обворовали у вас на глазах!

Плечистый аспирант Политеха выхватил из его рук носовой платок и затолкал хулигану в рот. Схватил за плечи и вытолкал бузотера из очереди.

– Правильно! Так его, диссидента, – одобрила очередь.

– А ты что тут мне наставил? Совсем уже крыша слетела? – закричала Лёля, – С плечиками не берем!

– А за полцены, Лёлечка, – ласково спросил артист драмтеатра.

– Тары нету! Не видишь, всё под завязку!

– А вон там, в уголочке есть ящик под «плечики». – Показал он внутрь приемной.

– Ты что совсем с ума съехал? Это ж Борькино кресло. Он на нём сидит. Так. Следующий!

– Да что же это, товарищи! – Профессионально воздел руки актер. – Обсчитала меня да еще и бутылки брать не хочет! Это возмутительно! Я в горком жаловаться буду.

– Ах, так! – Сузила глазки Лёля и смачно по слогам произнесла: – Пе-ре-рыв!

Окно закрылось. Очередь исподлобья посмотрела на артиста. Плечистый аспирант угрожающе заиграл жирными бицепсами. Актер попятился, отбежал подальше и визгливо крикнул:

– Она вас тоже обворует!

– В конце концов, каждый самовыражается, как может, – ответил за всех преподаватель философии.

Олег задумчиво отложил бутерброд и полушепотом сказал:

– Как сказал Эрнст Теодор Амадей Гофман: «На земле глупость – подлинная повелительница умов. А рассудок её ленивый наместник, и ему нет дела до того, что творится за пределами королевства…»