Всеволод Георгиев - Московская живодерня (сборник)

– Сваи? А вы расскажете еще про ежика?

– И про ежика, и про рыжика, и про то, как дяденька Егор появился из-за гор.

– Про ежика, который заблудился.

– Заблудился, заплутал, замутил, замаскировался в тумане. Ну, слушай!

Герман не успел закончить сказку, как Надя опять спала.

Чуть свет всех разбудила милиция. Надины родители разбились насмерть. Машина набрала скорость на спуске и врезалась в бетонное ограждение. Врач, почуяв запах, сразу констатировал смерть и вынес решение, что иначе и быть не могло. Несчастный случай. Даже лужа на горке, где стоял автомобиль, успела высохнуть.

«Ингосстрах» не хотел выплачивать страховку, но Герман сумел надавить где надо, и Надя ее все-таки получила. Стоит ли говорить, что Герману и Виктории удалось удочерить сироту и они вдруг стали героями в то меркантильное и лицемерное время. Правда, кое-кто, поджимая губы, замечал, что попутно к ним перешла вся немаленькая квартира, но это были никем не уважаемые злопыхатели с мелкобуржуазными предрассудками и отсталыми взглядами.

Для Нади началась новая жизнь. Не сказать, чтобы она была жутко расстроена: в ее однообразное существование со скучными школьными буднями вдруг ворвалась трагически-романтическая волна. Волна подняла ее над окружающими, и Надя почувствовала себя человеком, заслуживающим внимания, отмеченным печатью изысканной горести, в общем, в чем-то «пикантным». Пока она не понимала значения этого слова, но догадывалась о его интригующей сути.

– Ну вот! Примерно так все и было, – прокомментировал я первую часть ее биографии. – По крайней мере, если бы я теоретически разрабатывал операцию такого рода, я планировал бы ее именно так.

Она смотрела на меня, ловя каждое слово.

Мы ехали в спальном вагоне поезда, идущего строго на восток. Она собиралась сойти в Арзамасе, а я должен был ехать дальше. Так за беседой мы коротали ночь. Незнакомец и незнакомка. Она была уверена, что мы никогда больше не встретимся, поэтому и доверила мне свою биографию. Ее звали Надеждой, Надей. Я, годящийся ей в отцы, слушал в некотором смятении чувств, ошеломленный необычностью ее рассказа, стараясь, однако, сохранять внешнюю рассудительность. Судя по всему, она по иронии судьбы принадлежала к типу экстравертов, ей так хотелось высказать кому-нибудь свою беду, но беда была такова, что поведать о ней не было никакой возможности. Разве что случайному человеку, который выслушает и исчезнет из твоей жизни навсегда.

Исповедь давалась трудно, но держать много лет эти вещи в себе было еще трудней. То, что я услышал дальше, обрушилось на меня неожиданно и безжалостно.

Ко времени нашей встречи Надя по годам уже вошла в период зрелости, даже, пожалуй, перевалила через него. Это был август женщины с еще жаркими, но уже короткими деньками и предчувствием скорой осени. Русоволосая, рослая женщина. Таким место на экране, такие бывают женами генералов. Посмотрев на таких женщин, вспоминаешь, что кони все скачут и скачут, а избы горят и горят.

Но… бледное лицо, глаза ушли глубоко внутрь, руки потеряли приятную пухлость. Ни маникюра, ни макияжа. С левой стороны не хватает глазного зуба. Впрочем, она не смеялась. Улыбалась, не разжимая губ, а то принималась хлюпать носом, на глазах появлялись слезы. Тогда она доставала платок и аккуратно вытирала лицо.

Моя версия событий ее заинтересовала, и она увидела, наверное, во мне внимательного и серьезного собеседника, точнее, слушателя, в котором она так давно нуждалась. Поэтому мне выпал случай дослушать все до конца. Конечно, лучше бы на моем месте оказалась какая-нибудь пожилая дама, умудренная жизнью. Однако идеальных положений не бывает. Недочеты можно найти в любых сочетаниях субъектов и объектов. Жди их, идеалов! Как же!

За окном неподвижно висели звезды, стояла космическая мгла, вдруг набегали огни, и опять наступала темень, а звезды все мерцали, бесстрастно, загадочно, с достоинством драгоценных камней, не вмешиваясь в наши дела. Они сами устанавливали, как нам жить, по крайней мере, так говорят многие, устанавливали, но были равнодушны к нашим судьбам. Если долго смотреть на них, то можно дождаться, когда упадет звезда, мелькнет, обозначит свое падение светлым штрихом. Но это будет не звезда, нет, всего лишь маленький заблудившийся метеорит, попавший в поле притяжения Земли. На свою беду он влетел в атмосферу и сгорел в ней без остатка. А мы будем думать, что это звезда. Нет, настоящие звезды не падают. Они могут погаснуть, и если погаснут, то навсегда. А свет от них, уже не существующих, полетит к нам в миллион раз быстрее самолета, и лететь ему, может быть, тысячу лет.

– Я только не поняла, – поинтересовалась она, – зачем в кусок льда специально нужно было вмораживать камешки.

Я улыбнулся: женщины обыкновенно не останавливаются на деталях.

– Лед сам по себе может скользить по асфальту, а он должен удержать машину, пока не растает.

– Теперь понятно. А шляпа и плащ зачем?

– Ну, это, простите, моя фантазия. Нужно было надеть что-то экзотическое. В принципе, можно и белый балахон. Представьте себе, какой-нибудь старушке не спится, и она смотрит в окно. Что она расскажет дотошному милиционеру? Что привидение подошло к машине, а потом скрылось? Как милиционер оценит ее ночные впечатления? Но я подумал, что лучше ночью разгуливать в темном: меньше бросается в глаза. Если будет костюм Зорро, милиционер и это посчитает бредом сивой кобылы.

– Возможно, вы правы. Это многое объясняет. Я имею в виду всю эту загадку со смертью моих родителей. И все же… Умом я понимаю, но вы знаете, почему-то она не может изменить моего отношения к приемным родителям.

– И как же складывались ваши отношения?

– Я вам расскажу, что было дальше.

И она поведала мне свою историю, ту самую, которая меня просто сбила с ног.

Ох, не знаю, с чего и начать. Ладно! Все как есть… Вот! Я вам хочу сказать, что врачи от меня отказались. У меня осталось последнее средство. Еду в Дивеевский монастырь, может, батюшка Серафим за меня заступится. Ох! Все-таки Удел Богородицы, Источник там есть целебный. Не знаю. Как вы думаете? Хоть бы удалось свои грехи замолить, а там как Господь даст.

Наверное, я грешница, но не по своей же воле. Нет, конечно, я грешница, но тогда мне было совсем мало лет. Если бы отец с матерью не погибли, все сложилось бы иначе. Как не знаю? А может, это судьба? Вообще-то память о них сама собой стерлась. Ведь их заменили новые родители. Виктория и Герман. В этом все дело.

Своих детей им Господь не дал. Вот их внимание и сосредоточилось на мне. Мы фактически не расставались. Ну, так, изредка. Судя по всему, они довольно быстро оформили на меня документы. И фамилия у меня стала другая, даже красивее, чем была, и зажили мы в трех комнатах. Они постарались, чтобы ничто не напоминало мне о том страшном событии: и мебель всю поменяли, и в школу новую меня перевели, лучше старой, с изучением иностранных языков. Моим вещам подружки из новой школы завидовали, хотя сами знаете, какой там контингент. Меня брали с собой в отпуск, а если и отправляли в лагерь, то только по моему желанию и в самый лучший, обязательно к морю. Короче говоря, зажили одной семьей. В общем, жили – не тужили. И все же было одно «но». Расскажу!