Михаил Голубицкий - Фартицер

– Конечно, он чокнутый, – подвела итог координатор, – но зато на горшок ходит самостоятельно.

На следующее утро я слушал эту историю в исполнении Гали (так зовут дочь Лазаря). У нее выходило, что негодяй «хоуматенд» воспользовался тем, что Лазарь не всегда отдает себе отчет в своих действиях и провернул эту аферу. И теперь ей придется оплатить отцовские счета своими деньгами. А у нее своих счетов навалом: и ссуда за квартиру, и за электричество, за газ, за телефоны, и скоро первое сентября – сына в школу собирать, а все так дорого. И вообще, он ей никогда не нравился, этот прежний «хоуматенд», не то, что я – взрослый серьезный человек. Я, как умел, заверил ее, что оправдаю ее доверие, взял номер ее мобильного и пообещал советоваться с ней в случае чего. В заключение она показала мне, чем его кормить, попросила беспокоить ее в рабочее время только в крайнем случае и ушла на работу.

Я осмотрелся. Странная квартира. Как будто часть вещей вынесли, а остальные даже не стали расставлять на освободившиеся места. Пустые полки и ящики на кухне, минимум посуды, пустая стена в ливинг-рум, по царапинам на полу видно, что когда-то там что-то стояло, сервант или стенка. В спальне одна из двух кроватей и трюмо – из гарнитура, а вторая – специальная, для больных. Такие получают бесплатно по медстраховке те, кто имеет на это право. Я видел такие на курсах, и нас учили ими пользоваться. И на этой самой кровати, накрывшись до подбородка несвежей махровой простыней, лежит старик. Очень худой, небритый, глаза и рот приоткрыты, в углу рта в такт дыханию выдувается пузырек слюны. На вдохе пузырек лопается. На меня не реагирует – спит, понял я.

Когда-то я уже знал одного человека, который мог спать с открытыми глазами. Для этого ему надо было выпить, как минимум, литр водки.

Вторая кровать аккуратно заправлена, покрывало натянуто, подушка лежит ровно, явно заправляли сегодня утром. Кто бы это мог быть? Ведь с дочкой мы встретились у подъезда – она ждала меня, чтобы я звонком не разбудил его. Любопытно.

– Ты кто? – старик проснулся и смотрит на меня невидящими глазами. – Где очки? Дай мне очки, – требует он.

Несколько пар очков валяются на трюмо. Подаю ему одни.

– Я ваш новый хоуматендант, – представляюсь я. – Доброе утро!

В ответ он молча рассматривает меня. Может, глухой? Я повторяю:

– Здравствуйте!

Он вылезает из-под простыни и босиком шлепает мимо меня в туалет. Громко хлопаю в ладоши за его спиной. Вздрагивает и оборачивается.

– Комар, – показываю я ему ладони.

– Откуда у меня комары? У меня нет комаров! – возмущается он.

Я демонстративно отряхиваю ладони:

– Один был.

И смотрю на него невинным взглядом. А он на меня. Потом разворачивается и входит в туалет.

Довольно прохладный прием. Приходится терпеть: другого пока не дано. И не следует забывать слова координатора – старик чокнутый, а потому и реагировать на него следует соответствующим образом.

Выйдя из туалета, старик рассказывает мне свой вариант истории с пенсией. У него получается, что деньги он снял из жалости к несчастному голодному парню и в ресторан он отправился с единственной целью – накормить его. А тот вместо благодарности обокрал его. Но ему же и хуже: Лазарь прогнал его и теперь того неминуемо ждет голодная смерть. Этот вариант, хоть и самый романтичный, показался мне наиболее далеким от истины. Затем он плавно перешел к автобиографии. Из нее следовало, что он руководил большим строительным трестом (откуда возьмется большой строительный трест в райцентре Винницкой области? Максимум какое-нибудь стройуправление на сотню-другую работяг. Но кто из нас устоит перед искушением немного преувеличить свои прошлые заслуги?), который после его отъезда был обречен на полный развал, так как кроме него никому не под силу справиться с такой махиной. И далее в том же духе. Какая у него замечательная семья, какая успешная дочь: подтвердила диплом медсестры и работает с одним из лучших врачей Нью-Йорка, купила «шикарную» квартиру, а внук – вообще вундеркинд. Рассказывая, он все больше и больше распаляется – глаза его едва не выкатываются из орбит, голос переходит в крик, он отчаянно жестикулирует, а после сообщения о гениальности своего внука, внезапно обессилев, затихает, уронив голову на спинку дивана, с полуоткрытыми закатившимися глазами и открытым ртом. Первая мысль – вызвать скорую. Нет! Сначала позвонить в офис и посоветоваться с координатором. Пока я достаю из портмоне визитку с номером телефона, он со всхлипом вздыхает, поднимает голову и осматривается в недоумении. Так приходят в себя пьяные после отключки. Эта ситуация мне знакома. Ну что ж, кому-то нужно выпить для этого определенную дозу, а некоторые умеют и без водки, на голом энтузиазме. Прячу портмоне в карман и наблюдаю за ним.

Не проходит и двух минут, как он снова начинает разглагольствовать. На сей раз – о преимуществе веревочных швабр перед обычными половыми тряпками. Оказывается, в молодости он служил на флоте, где ему на всю жизнь привили любовь к этому чудо-инструменту. И теперь он научит меня мыть полы «по-флотски». Прозрачный намек. Влажная уборка входит в число моих обязанностей, и я отправляюсь в ванную, где и обнаруживаю это выдающееся изобретение. Покончив со спальней, перехожу в «ливинг», где Лазарь сидит на диване. Едва увидев меня, он возобновляет свою сагу о швабре. Демобилизовавшись с флота, он стал испытывать острую ностальгию по веревочным швабрам, но нигде не мог купить их (я думаю, по соображениям секретности: все-таки военная техника). Так он пытался сделать самостоятельно. Но не позволяло низкое качество советских веревок. По ходу дела он дает мне практические указания по мытью полов. В Америке он к своей радости обнаружил их в каждом хозяйственном магазине и сразу принялся внедрять в своем быту. Глупые жена и дочь никак не хотели признавать преимуществ передовых технологий, и он много раз ломал обычные, сухопутные швабры и выбрасывал из дому половые тряпки. Но сумел-таки настоять на своем. Уже много лет в его доме моют полы только «по-флотски». Постепенно он входит в раж, голос его крепнет, жестикуляция становится все выразительнее. Положение спасает то, что я выхожу в ванную ополоснуть швабру. Потеряв меня из виду, он замолкает.

Из этого я делаю несколько выводов. Во-первых: ему, как бывшему советскому руководителю, нужно кем-то командовать; во-вторых: ему, как старому одинокому человеку, просто необходимо выговориться; в-третьих: чтобы его разглагольствования прекратились и не довели его до приступа слабости, нужно просто выйти из его поля зрения; и еще один вывод, не имеющий практического значения: его жена в свое время научилась хорошо прятать швабру и половую тряпку, потому что мыть тесную квартирку с помощью инструмента, предназначенного для корабельных палуб – верх глупости, особенно, если целью мытья является чистота, а не успокоение пациента.