Дарина Кучерук - Вспомнить себя

И, вероятно, не только в нем. Порою мне кажется, что любая нерастраченная энергия не пропадает. Она непременно возрождается или переходит в иную форму для того, чтобы еще с большей силой выйти наружу. Это как ток, который обязательно должен разрядиться. Нет, энергия такого таланта не исчезает, она ищет новые пути своего воплощения. Я всегда знала, я верила, что моя бабушка жила не зря. Она словно накапливала свой потенциал для следующих поколений.

Недаром говорят, что «на детях великих природа отдыхает». В большинстве случаев это и вправду так. Редко дети выдающихся, состоявшихся родителей обладают таким же потенциалом. Я думаю, это происходит потому, что энергия таланта уже была растрачена. И этой энергии, как правило, нужно время, чтобы снова набрать силу.

Еще большей загадкой в жизни бабы Оли для меня, пожалуй, остается ее союз с дедушкой. Сильный, порой до крайности грубый, неудержимый и невероятно энергичный, дед Вадим был полной противоположностью моей бабушке. Я всегда удивлялась, что держало этих двух совершенно разных людей вместе. От дедушкиного чрезвычайно вспыльчивого темперамента страдала не только его семья, но и вся улица. Когда дед Вадим злился, его слышала вся округа. Перед ним не могли устоять никто и ничто. Будучи абсолютно бесстрашным, дедушка провел молодость в бесконечных драках, отстаивая правду, как считал он. Малейшая несправедливость превращала его в огонь, и дед сметал на своем пути все.

Помню, как в детстве я невероятно боялась дедушки и всегда в его присутствии старалась быть незаметной. Когда он приходил домой, все затихали. Моя бабушка становилась словно тень и бесшумно скользила по комнатам. Но в доме дед Вадим долго не задерживался. Большую часть своего времени он проводил на улице, где у него был свой мир – собственная мастерская. Задний двор его жилища напоминал машиностроительный завод, где рядами стояли автомобильные кузова, колеса, детали. Там дед собирал свои машины.

Работая, он словно переносился в иной, никому неведомый больше мир. Его глаза при этом горели невероятным огнем, губы застывали в улыбке, и дедушка ничего не замечал вокруг. Даже если во двор заходили люди, он их не видел.

«Волги», «Жигули», вездеходные джипы – сколько их в своей жизни сконструировал дед Вадим, не считал никто. Он собирал машины из металлолома и выброшенных запчастей. К дедушке стояли очереди клиентов, желающих получить от него эксклюзивное авто либо просящих помощи в ремонте машины. Для деда Вадима не существовало безнадежной поломки. Он чинил все, устранял любую неисправность.

После каждой своей победы дедушка лишь счастливо влетал в дом, чтобы громко и торжественно объявить всем об очередном свершении. Затем радостно, по-детски, он хватал бабушку за руку и вытягивал во двор, чтобы продемонстрировать ей новое автомобильное «чудо». Баба Оля всегда молча, одобряюще кивала головой, хотя она, как и все мы, ровно ничего не смыслила в машинах. Но глаза деда горели так искренне, что его не хотелось расстраивать. И все единогласно признавали дедушкину победу.

Если дед был счастлив, он становился чрезвычайно добрым. Его щедрость не знала границ. Он отдавал людям последнее. Бесплатно ремонтировал им авто, дарил запчасти, а порою – и сами машины. Нам же, детям, он часто покупал огромные кульки конфет и мороженое, а иногда просто совал деньги в карманы. Для дедушки материальных ценностей не существовало, он жил в совершенно ином, лишь ему известном «железном мире».

Откуда у деда Вадима был такой талант, не знал никто. Он сам, ребенок войны, не закончив даже средней школы, едва мог писать и считать. Но его инженерные знания поражали всех. Он словно чувствовал железо и весь расплавлялся в нем.

И даже сейчас, в глубокой старости, еле передвигаясь, дед, каждое утро непременно спешит на улицу. Там его ждут автомобили. Пока есть они, дедушка жив. И железо снова переносит его в тот далекий и никому неведомый больше мир, где дед Вадим забывает обо всем: о своем прошлом и одиночестве. Лишь по ночам он тихо плачет. Ничто до сих пор так и не смогло заменить ему умершую бабушку Олю.

Мои отношения со старшей сестрой Полиной всегда были теплыми и любящими, но по мере ее взросления она все больше стала от меня отдаляться. Разница в возрасте ощущалась все явственней. Полина была на четыре года меня старше и совершенно по-другому смотрела на мир. Она хотела играть в свои уже взрослые игры.

Все реже и реже сестра стала рассказывать мне на ночь сказки бабушки Арины

– выдуманные ею смешные истории о жизни. Все реже мы ходили с ней вместе в «ночные походы». А когда-то это было нашим любимым занятием: поздним вечером, когда родители засыпали, мы с Полиной тихонько, на четвереньках, с маленьким детским фонариком ползли на кухню и там разбивали наш «лагерь». Мы заползали под стол, затем под стул, осматривали все помещение и потом тихо возвращались обратно в кровать. Если нам удавалось пробраться в комнату незамеченными, это был настоящий триумф! И с переполняющим нас чувством восторга мы спокойно засыпали.

Полина также все реже и реже стала воровать со мной «сладости». Обычно это выглядело так: когда мама хлопотала на кухне, сестра тихо прокрадывалась к умывальнику и прятала за пазуху зубную пасту (чаще всего у нее был мятный вкус, но порою попадался и наш любимый – клубничный или абрикосовый). Затем мы тайком, лежа под диваном, ели зубную пасту. Она казалась необычайно вкусной. Конечно, всю ее мы съесть не могли, так как в конце тюбик нужно было вернуть на прежнее место, чтобы родители ничего не заметили.

Однако обо всем этом Полина с каждым годом забывала все больше и больше. И к восьми годам она и вовсе изменилась. Вернее, ее изменила школа. Школа словно забрала мою сестру.

Как только Полина пошла в первый класс, она целыми вечерами стала просиживать над уроками вместе с мамой. Так что в результате школа забрала у меня не только сестру, но и мать. Часами Полина что-то старательно выводила в своих тетрадях, рисовала какие-то кружочки, палочки. Мама внимательно следила за каждым ее движением. И так весь вечер.

А как же я?! На меня совершенно никто не обращал внимания. Это было несправедливо. И я, чтобы хоть как-то изменить ситуацию, тоже усаживалась рядом с сестрой и принималась рисовать замысловатые фигуры, копируя движения Полины. Но меня никто не замечал. Меня словно и не было в комнате.

И тогда я решила, что тоже хочу в школу! Хочу что-то писать, и чтоб мама так же терпеливо стояла надо мной. Мне тоже хотелось быть важной, хотелось иметь свой портфель, как у сестры, и большой деревянный пенал с множеством разноцветных карандашей и ручек.