Денис Лэндон - Моменты жизни

Я получал удовольствие от «вращения» в новом обществе, но в то же время скучал по послешкольным прогулкам с моим бывшим другом… Наше общение сводилось к минимуму, порой мне хотелось вернуть наши отношения на прежний уровень, но, несмотря на мои сердечные дружеские чувства, я опасался его, как порой мы опасаемся людей у которых на нас что-то есть…

По окончании дружбы с Валерой я начал ценить в этом человеке присущие ему преданность и терпимость. Я никогда не слышал от него слова «нет» в свой адрес, мне никогда не приходилось выслушивать даже малейшие возражения в отношении моего мнения, я всегда находил поддержку в его лице в моих глупых затеях, и он не обижался на мои подколы по отношению к нему, во всяком случае, я на это надеюсь. И конечно я благодарен ему, что после совместного чаепития за стареньким столом я все же не услышал за своей спиной резкое и неприятное слово «бич», которого я так боялся услышать…

С момента Валеркиного появления на пороге дома, в котором я жил, я все чаще представлял смену материальной обстановки своей жизни. В тот период мне виделись: удобный диван, современный гарнитур, каковой мне доводилось видеть в гостях у моих одноклассников, белый унитаз, который позволял бы с удовольствием справлять свою «нужду», и конечно компьютерный стол с предназначавшимся для него предметом… Тогда этот повседневный атрибут нашей жизни представлялся мне шиком, значительным образом отражающим социальный статус людей.

К моему острому желанию улучшения жилищных условий также прибавлялась не менее желаемая возможность видеть добрые повседневные взаимоотношения моих родителей… Тогда мне казалось, что все нормализуется, не будет слез, оскорблений, кровоподтеков и бессонных ночей, – достаточно только бросить отцу пить.

В то время я и не думал о его причинах пристрастия к бутылке, может они были связаны с неправильными поступками в определенных жизненных ситуациях, может ему просто нравилось пить, а может и то и другое. Меня в тот жизненный период куда больше заботили слезы моей матери…

Среди ночи прозвенел пронзительный дверной звонок, сопроводившийся резкими стуками в дверь – это было предвестником ночного визита отца. Я уже ожидал, что за ним последует очередное выяснение отношений и возможное занятие моим воспитанием…

– Привет. Женушка. – Прозвучал пьяный голос, акцентировавший каждое слово, словно желая выказать, что он принадлежит трезвому человеку.

– Привет, муженек.

После резкого пробуждения от визита отца, я надеялся просто уснуть, чтобы не слышать дальнейших разбирательств «семейной» жизни… Но я знал, что сегодняшней ночью спокойного сна нам не видать, разве что только «главе» семейства после его «отключки».

– Куда пошла?!

– Спать. Ты время видел!

– Нет. Не видел. А сколько время?

– Три беремя, не мешай спать. Мне завтра с утра на работу и Дениске тоже в школу.

– Успеете. Выспитесь. У меня сегодня важное событие было. Надо обсудить этот вопрос.

– Это ты успеешь выспишься, тебе завтра никуда ведь ни надо! На работу не надо вставать. Уже третий месяц так ищешь, что каждый день после поисков пьяный приходишь!! – Слышно было, как начинал «надламываться» мамин голос, предвещавший очередную серию слез…

– Так… Ты на меня надавить хочешь?!

– Забыла, кто тебя с твоей деревни привез?! Забыла, кто тебе зарплату приносил пока ты здесь сидела?! – Продолжил свое наступление отец, который, похоже, только и ждал повода для доказательства своей «правоты»…

– Я за сыном нашим присматривала! Печки топила, помои за тобой выносила! Я сейчас одна семью содержу, ты хотя бы раз даже ведро вынес.

– Ты мне еще высказывать будешь?! Пиздуй к своей матушке в деревню! Будешь коров пасти!

Шло характерное для многих взаимоотношений «перебрасывание мяча» или «перетягивание одеяла», кому как удобнее. Только результаты этого противоборства бывают разные: порой оно заканчивается мимолетной обидой, иногда смертельным исходом… и во многом эти результаты определяются характерами противостоящих личностей…

Отец добился своего… Видимо алкоголь позволял ему в открытую срывать неудачи своей жизни на ближних людях, которым уже не раз приходилось испытывать на себе эти нападки. В свою очередь, мама не могла не отвечать на эти «остроты», да и кто мог? Разве что окончательно утративший веру человек, который уже по этой причине таковым не является…

Я лежал и слушал этот «бестолковый» диалог, зная что следующим днем, как обычно, будет игра в молчанку, затем отговорка на вину алкоголя и отсутствие воспоминаний произошедшего… Во мне вскипала ярость, но в то же время я боялся отца, я хорошо помнил ощущения от разбитого носа и губы…

– Заткнись, сука! Пока не получила.

– Ай! Больно! – Услышал я мамин вскрик.

– Забыла уже?! Как я тебя воспитывал!

– Оставь ее! – Не выдержал я.

Голова отца медленно повернулась в мою строну – я стоял в дверном проеме «кухни-туалета» и смотрел на него с наливавшимися на глаза слезами ярости…

– Иди спать, сынок. Все нормально. – Попыталась успокоить меня мама после паузы молчания, наступившей от неожиданности произошедшего.

– Не трогай ее. – Выдавил я из себя.

– Так-так… Решил мамашку защитить?

– Мы с ней беседуем. Я в ее глупую башку вдалбливаю, кто в доме хозяин! – Продолжил отец, сильнее сжав мамину руку, при этом отгородив своей спиной ее от меня.

– Больно! Юр, пусти меня пожалуйста, – прозвучал надламывающийся сквозь слезы голос.

Далее я снова не мог себя контролировать – за меня сыграла подсознательная реакция, за что я ей очень благодарен…

– Пусти ее! – Сопроводил я свой выкрик ударами кулаков по спине отца.

– Ах ты, сученок!

Я получил резкий удар от развернувшейся руки и оказался сбитым с ног. Тут же снова нависла неожиданная пауза молчания, которая, как кажется в неординарных ситуациях, длилась дольше отведенного ей реального времени, хотя что считать здесь реальным… может быть, раз по ощущениям она длилась дольше – то так оно и есть на самом деле… может быть время должно измеряться нашими ощущениями, а не наши ощущения им…

– Оставь в покое сына! – Вышла первой из ступора мама.

Моя голова оказалась прижата к маминой груди, я ощущал ее учащенное сердцебиение, впрочем как и свое – сердце усиленно пыталось вырваться наружу. Кровь с моей разбитой губы потихоньку пропитывала махровый халат, я попытался высвободить голову из инстинктивного материнского рефлекса, но оказался прижат еще сильнее.

Я почувствовал упавшую на шею слезу, мне было больно от всей этой ситуации: разбитая губа не столько причиняла боль, сколько страдания матери… Я заплакал.