Эдуард Тополь - Роман о любви и терроре, или Двое в «НордОсте»

АЛЕКСАНДР СТАЛЬ, 21 год, студент (балкон):

К балкону скотчем прикрепили какой-то агрегат, похожий на вентилятор. К стойке привязали канат, перебросили через балкон вниз, в зал. Рядом поставили большой баллон, сказали, что это бомба. Около нее постоянно сидела одна из шахидок.

Один из боевиков спросил, разбирается ли кто-нибудь из мужчин в минах, но никто не поднялся. Тогда он засмеялся: «Тоже мне мужчины!» Мы подумали, что минеры ему нужны для того, чтобы подтвердить нам, что бомба настоящая.

ЗИНАИДА ОКУНЬ, менеджер телекоммуникационной компании (первый ряд партера):

Бараев говорит: «Вы заложники. У кого есть мобильные – звоните своим родным, сообщайте. У кого есть знакомые в прессе, в прессу сообщайте». Я свой мобильный достаю. Думаю: сыну звонить не буду, потому что у него сразу будет инфаркт. Дочке звоню: «Валь, знаешь, по-моему, мы в заложниках». Она не понимает: «Ты что говоришь, мама? Ты соображаешь, что говоришь?» Я говорю: «Валь, все. Стреляют. Все, связь заканчивается».

МОСКОВСКАЯ СЛУЖБА СПАСЕНИЯ. ЗАПИСЬ ЗВОНКА(радиостанция «Маяк»)

Оператор: Служба спасения, оператор 300, здравствуйте.

Мужской голос: Девушка, здравствуйте.

Оператор: Да, я слушаю вас, говорите, пожалуйста.

Мужской голос: Это не шутка, у нас в зале заложники – в «Норд-Осте», в театре.

Оператор: Да…

Мужской голос: Метро «Пролетарская», в театре.

Оператор: Адрес называйте.

Мужской голос: Понимаете, я не знаю адреса. Это мюзикл «Норд-Ост».

Оператор: Сколько там заложников взяли? Сколько человек?

Мужской голос: Заложников? Весь зал.

Оператор: А что требуют?

Мужской голос: Что требуют? Чтоб выводили армию из Чечни.

Оператор: Ясно. Я поняла. Телефон не отключайте. (Пауза.) Молодой человек, скажите, что сейчас происходит в зале?

Мужской голос: В зале? Ну, в принципе ничего, все сейчас дозвониться пытаются, но не у всех получается. И боевики ходят с оружием.

Оператор: Они вас не выпускают, но вы можете свободно передвигаться по залу?

Мужской голос: Нельзя ходить, сидим. Как смотрели спектакль, так и сидим. По краям, там, где откидные сиденья, стоят женщины, заминированные все.

Оператор: Стоят? Как?

Мужской голос: Заминированные, все женщины заминированные. В середине лежит заминированное взрывное устройство.

Оператор: И женщины стоят возле него?

Мужской голос: Да. Около него и по всему периметру, по всему залу.

Оператор: А в проходах женщины стоят?

Мужской голос: И в проходах, и по всему кругу. Стоят как бы.

Оператор: Это они специально женщин выделили?

Мужской голос: Нет, женщины ихние как раз. Заминированные, с оружием. Камикадзе… (неразборчиво) …нереально. Мне кажется, мы здесь все ляжем. И это не шутка.

(Конец записи)

В ЗАЛЕ, ЗАЛОЖНИКИ

СВЕТЛАНА ГУБАРЕВА, инженер из Караганды (партер):

Сэнди, мой американский жених, раньше меня понял, насколько это серьезно. Я еще порывалась что-то ляпнуть захватчикам по поводу свободы личности, а в какой-то момент у меня появилось безудержное желание просто встать, сказать, что я не желаю играть в эти игры с захватом, и выйти из зала. Это было похоже на поведение упрямого ребенка, которому говорят «сиди», а он встает. Я по натуре очень строптива, упряма и в тот момент почти не контролировала себя. Но Сэнди взял меня за руку, обнял, сказал, что это очень опасные люди, что я должна сохранять спокойствие. И какое-то время еще продолжал меня обнимать, контролировать, внушать, что тут не до шуток. Потом расстегнул рукав своей рубашки и на руке написал авторучкой: «Debora, I love you!» Дебра – это его 15-летняя дочка, которая осталась у него в Штатах, в Оклахоме. Затем стал мне и Саше, моей дочке, объяснять, что если будут стрелять, то надо прятаться так, чтобы голова не высовывалась. И лучше, если задница тоже не будет высовываться…

Анна Андрианова, газета «Московская правда»:

Мы сидели, окруженные вооруженными людьми в камуфляжной форме. У нас в ногах была мина. Боевики с нами в контакт не вступали, общались в основном между собой, ходили туда-сюда, женщин своих ставили определенным порядком, у женщин на поясах висела взрывчатка. Минировали по всему периметру зала. Два обмотанных взрывчаткой стула поставили на сцену. Сзади, где окошко звукорежиссера, тоже. И по бокам. Везде.

Николай Любимов, 71 год, сторож ДК на Дубровке:

Когда произошел захват, мы с моим напарником-сторожем в этом ДК были снаружи здания. Мы услышали шум, решили, что кто-то бьет в зале окна, и пошли искать хулиганов. Тут на меня выскочил один из чеченцев, наставил автомат и повел в зал. Там все уже сидели в оцепенении, чеченцы минировали зал и стреляли над головами, а прятаться не давали. Взрывные устройства они привязывали к спинкам кресел, а провода тянули к пульту, который был в центре зала. У пульта стояла вооруженная чеченка. Другой чеченец минировал зал – громко разматывал липкую ленту-скотч, рвал ее, вставлял детонаторы, приматывал детонаторы и взрывчатку к креслам. Потом, орудуя автоматом, стал зачем-то выламывать спинки кресел. Когда он достал нож, я испугался…

ЗИНАИДА ОКУНЬ, менеджер телекоммуникационной компании (первый ряд партера):

А возле нас с Аллой Петровной, на сиденье в первом ряду – сумка большая, тяжелая. Боевики ее туда бросили, когда в зал ворвались. И вот чеченец стоит теперь над ней, нервничает, что-то достает, какие-то пакеты, взрывчатку, а нам все говорит, как им там, в Чечне, тяжело. Как там люди страдают из-за этой войны, сколько детей погибло, женщин. «Скажите спасибо, – говорит он, – что мы вас четыре года не трогали…» Я думаю: молчать надо. А он все правительство наше ругает. Мы молчим. Он опять ругается. Я ему говорю: «С ума каждый сходит по-своему». И тут он вскидывает на меня автомат: «Ты мне надоела. Я сейчас тебя пристрелю!» Вот таким тоном. Я говорю: «Не надо, я молчу». Взяла платочек, накрыла лицо и сказала себе: все, меня здесь нет…

АЛЕКСАНДР СТАЛЬ, 21 год, студент (балкон):

Один флаг – арабская вязь на черном фоне – повесили на сцене, второй такой же – в бельэтаже, на перегородке, за которой размещались звуковая аппаратура и компьютеры. Кстати, первое время эта аппаратура передавала на сцену и декорации световые эффекты – солнечные зайчики, узоры, ромашки. Потом один из боевиков залез туда и прикладом разбил часть мониторов, некоторые опрокинул, пару раз, кажется, выстрелил. После этого никаких ромашек на сцене не было…

Марина Колчина и Наташа Салина, студентки, школа танца «Иридон»:

В боковом флигеле ДК шли занятия нашей школы. Мы занимаемся ирландскими народными танцами, никакого отношения к «Норд-Осту» не имеем. И про захват ничего не знали, наверное, до 10 часов – у нас музыка гремела, и мы ирландский стэп репетировали, а это такой грохот!.. Но когда террористы стали минировать зал, там стало так тихо, что они услышали наш топот и решили, что это где-то стреляют. Они выскочили из зала, ворвались во флигель и видят: мы, двадцать пять человек в туфлях с эбонитовыми подошвами, синхронно отбиваем стэп. А они-то думали, что это пулеметная очередь. Ну и тот, который ворвался, – у него вот такие глаза, он закричал: «Ложись!» Мы ничего не поняли, у нас было впечатление, что он шутит. Но только до тех пор, пока он не выстрелил. Два выстрела в потолок, штукатурка с потолка полетела на нас, стало страшно, мы упали под гимнастический станок. Он еще раз выстрелил, потом приказал всем подняться и идти за ним. Мы пошли. Он кричит: «Бегом!» Мы побежали. Мы бежали по стеклам, потому что стеклянные двери в переходе из флигеля уже были разбиты – они били их прямо перед нами, чтобы мы быстрее прошли. Мы пробежали в зал, нам приказали садиться на свободные ряды в конце зала – это был четвертый, наверное, сверху ряд. Мы сели и стали ждать. Мне казалось, что сейчас все рассядутся и эти люди скажут, чего они от нас хотят. Может быть, какая-то лекция будет и нас отпустят. Рядом сидела моя подружка, я с ней поделилась этими мыслями, но она посмотрела на меня так удивленно и сказала: «Нет, Марина, мы в заложниках, и, наверное, надолго». И тут наступил ужас, просто ужас…