Владимир Дэс - Бюджет на всю жизнь (сборник)

Но чужое, оно и есть чужое.

Отдел смертей затребовал немедленного переселения заблудшей души из веревкинского тела к ним, в чистилище.

Управление финансов скромно молчало – мы, мол, как все.

А кто-то предложил постричь Веревкина в монахи или сделать отшельником.

Господь посмотрел, послушал и… налил.

Налил уже давно не пьющему Веревкину фужер вина.

И тот неожиданно для всех выпил. Выпил… и умер.

Рожденному с одним бюджетом не суждено владеть иным.

Друзей, как и родственников, не выбирают. Ими становятся.

Мой друг Борис – полный, добрый и подвижный человек – был женат на замечательной маленькой тихой брюнетке, которую страстно любил. И вместе с тем, имея двоих детей, он при любом удобном случае изменял своей жене. Это как болезнь. И не важно, узнавала ли тихая супруга о его похождениях или нет, Борис после каждого случая измены страдал по-страшному. Приходил ко мне и мучил меня своими покаяниями. Его стенания напоминали бред со страшного похмелья.

– Какой я идиот! Зачем мне это было надо? Больше никогда и ни за что, ничем и ни с кем!

Но проходило какое-то время, и все опять повторялось: измена, покаяние, клятвы. И снова страдали все: и он, и жена, и друг.

Жене он, конечно, не рассказывал о своих похождениях и не каялся, как мне, но по его виду и так было все ясно. Дома он ходил сам не свой.

Все так привыкли к этому ритму, что уже подсознательно решили, что это будет продолжаться всю жизнь. Ну, болен человек. Что теперь делать? Абсолютно здоровых людей нет вообще. Каждый чем-то болен. Борис, например, заболел именно «этой» болезнью.

Но не все, оказывается, так думали.

Как-то вдруг совсем неожиданно я заметил очень странные изменения в поведении моего друга.

Во-первых, он перестал ходить ко мне с покаяниями о своих изменах. Напрашивались два предположения: либо он перестал изменять своей жене, либо теперь постоянно попадается и кается уже только перед своей женой, и поэтому покаяния у меня перестали быть необходимыми.

Во-вторых, у него появилась новая привычка. Приходя ко мне, Борис, буркнув под нос «Здрасте», сразу начинал открывать все двери, что были в моей квартире. Особенно его интересовали шифоньеры и встроенные шкафы.

Во время открывания дверей лицо его становилось сосредоточенным, в глазах появлялось выражение страха, и он начинал как бы трястись изнутри.

Мне были очень интересны причины этих его физиологических изменений, но так как сам он ничего не объяснял, я тактично пытался выведать у него, в чем дело.

Мой друг долго отмалчивался, увиливал от разговора, резко меняя тему, или под каким-либо предлогом просто прощался и уходил из моего дома.

Но вот как-то вечером, видимо поняв, что я уже не только сержусь, но и начинаю поглядывать на него как на человека слегка не в себе, Борис попросил налить ему рюмку коньяка и после того, как выпил, рассказал мне настолько странную и неожиданную историю, произошедшую с ним месяц назад, что я, абсолютно непьющий человек, тоже выпил рюмку коньяка.

А случилось у него вот что.

Его жена в пятницу повезла своих малышей на выходные к теще. Борис проводил семью на вокзал, посадил на поезд, поцеловал жену, ребятишек, помахал им ручкой и бегом бросился домой, крича: «Свобода! Свобода!»

Люди оглядывались, а он все бежал и кричал.

Заскочив в телефон-автомат, быстро набрал номер телефона своего верного по похождениям приятеля.

– Серега, привет! Что? Привет, говорю. Моя уехала отвозить детей к теще, вернется в понедельник. Давай дуй ко мне, Я сейчас слетаю в магазин, куплю чего-нибудь и буду дома. Что? Откуда звоню? С вокзала, конечно. Ну, давай.

Через час товарищи уже сидели дома у Бориса и крутили диск телефона, вызванивая своих знакомых подружек. Каждый в руках держал по записной книжке с длинным списком женских имен. Но им обоим не везло. Либо телефон не отвечал, либо дома никого не было, так что решили пока прошвырнуться по Покровке – центральной улице, – может, там что обрыбится. Но там были одни малолетки, которые шарахались от друзей, как от трухлявых пней в лесу, при этом называя их «дедушками».

С горя друзья попили пивка и, продвигаясь домой к Борису, стали строить планы на вечер.

По пути зашли в магазин. Купили две бутылки шампанского и три водки, колечко краковской колбасы и пару шоколадок.

Придя домой, снова засели за телефон.

И опять им катастрофически не везло. Правда, в этот раз немного по-другому: все подружки были дома, но либо болели, либо были заняты. Но друзья пока не горевали – выпивали, закусывали, рассказывали друг другу байки о своих «великих победах».

– А вот с этой, которой только что звонил, я три дня «зажигал», не спал ни одной минуты. Она бы приехала, но понимаешь… Болеет, выглядит неважно. Не хочет позориться.

– А я с той, которая сказала, что уезжает на похороны бабушки, так «зажигал», что она взмолилась: «Дай передохнуть».

– А я вот с той, которая завтра…

– А я вот с…

– А я…

Так никого и не вызвонив, они, изрядно выпив, уснули на диване одни.

Утром пошли похмелиться пивком. В кафе, несмотря на ранний час, было уже шумно и многолюдно. Подсели к двум симпатичным девушкам – они тоже пили пиво. Слово за слово, предложили им прогуляться до Бориной хаты. Девочки не возражали, но попросили деньги вперед. На эту нетактичную просьбу Борис с другом обиделись.

Может, они бы и не обиделись, если бы у них двести долларов было.

Обиженные, вернулись к своему пока еще любимому телефону, к своим пока; еще нужным записным книжкам, к своим пока еще живым надеждам.

Но судьба решила: раз уж смеяться, так уж смеяться до конца, и их двухчасовые переговоры с прекрасной половиной человечества опять ни к чему не привели.

День шел к концу, а результата не было.

Перемежая звонки рассказами о своих подвигах, со временем они заметили, что их истории стали повторяться, а потом и вовсе перепутались так, что уже было не понятно, кто же из них когда и с кем был, настолько их истории стали похожи одна на другую.

Стемнело.

Решили прошвырнуться по местной улочке. В центр что-то уже не тянуло. Но и этот поход по закоулкам результата не дал, кроме разве что привязавшейся к ним бомжихи, которая предлагала за стакан портвейна показать «райское наслаждение любви».

Сергей тут же послал ее куда подальше, но Борис, одурманенный «райским наслаждением» и коктейлем из пива, шампанского и водки, хотел уточнить, что же это такое – «райское наслаждение любви». Он пообещал, что нальет стакан, но сначала она должна хотя бы намекнуть, что его ждет.

Женщина, почувствовав, что на нее клюнули, повела Бориса на крышу пятиэтажной «хрущевки». Когда они залезли туда, она указала на лохмотья за трубой и произнесла: