Игорь Митрофанов - Несуразица

/Но всякое серебро чернеет, всякое добро бито и всякая жалость – злу на руку. И жалкость, и жалостность – одинаково прискорбны и одинаково пагубны!../

Пиво из бочки было неразбавленно холодным, в честь отпуска, и отдавало запахом пива. Вот так да! Ура! Хорошее настроение началось продолжаться! По общему обоюдному мнению всех знакомых-перезнакомых, ОН не мог обходиться без своей общительности и поэтому всегда должен был /кому должен?/ мирить аргументом, помогать словом, воодушевлять делом, сопереживать вместе, разрешать споры, запрещать споры, сострадать честно, сатирить остро, выступать смело, вмешиваться вовремя, воодушевлять неунывно и юморить уморяя. ОН всегда настаивал на своём. На чём – никто не знал. Но настойка получалась отменная. Если ОН вдруг развивал тему: серьёзно, чётко, безапелляционно (специальность должности требовала), то получал недоумённый дрожащий вопрос:

– Что у вас случилось! Почему вы сегодня злой?

Серьёзный – это злой! Всегда хотелось ответить соответственно, ответственно показав, что такое «злой». Но получалось бы ещё нелепее, поэтому ОН мудро съезжал с тупой горки на подвернувшейся шутке и восстанавливал цвет лица начальства или подчинённых.

Смеялся ОН часто, но редко. Шутки часто сам придумывал лучше, поэтому терпеливо-снисходительно относился к чьим-то вычитанным. Рассказчиком ОН был неплохим, слушателем – отвратительным. Анекдот невежливо додумывал в середине. Все в один голос затухали: «С тобой не интересно! Отвернись и не слушай! Иногда ОН из вежливости гасил в себе свойства догадки, и загорался вместе со всеми. Ничего особенного ОН сам собой не представлял. Давал «представлять» о себе другим.

Странно, но никто и помыслить не хотел, что ОН нравил уединение. Временное отстранение не унывало и не тяготило. Две крайности: общительность и отобщённость уживались, усиживаясь вместе, не разбавляясь серединчатостью. Взаимоисключаемость черт только обогащала… Стоп! Поняв, что, заступив на трясину размышлений, топит себя полностью, ОН перестал думать вообще «Пьяните тела ресторациями!»

Поддержала ФРАЗА и, потакая подстреканию*, к концу дня пришлось заглянуть в злачник.

МЕТКА*

Не потакайте подстрекани м!

В кабаке, как всегда, было скверно, шумно и людно. Сквернили, шумнили и людили максимум четыре столика.

Первый был заполнен до отказа почти пустой бутылкой водки с одиноким, нетронутым увядающим лимоном в надколотом блюдце, тонко нарезанным на четыре ломтя и посыпанным рафинадом. Хозяин стола не наблюдался в упор.

Второй

– напротив входа, просто «светился» от приветности ко всем входящим. За ним сидело трио: две мышечные массы и «хорошее отношение к людям». Рожи обоих были настолько фигурально гиперболичны, что кукловоды точно находились где-то поблизости.

Доброта никогда не проводила время в прищуренных глядницах.

Интеллект просквозил мимо, даже не обдав ветерком.

Совесть, взглянув на них, дёрнулась в припадке.

Честность, увидев несчастных, сразу навсегда отдала честь.

И ведь при этом они как-то жили! Даже не «как-то», а «лучше всех» – считала фригидная общественность…

ОН с минуту вдыхал откровенную подозрительность к себе и своим родственникам, но за это время шлифованные затылки, узнав одношкольника и однодворника, расслабились и осклабились (им везде виделось покушение на доходы их):

– О, привет, умник! Ну, сколько ты теперь получаешь в день, в отличие от нас – меньше?

Этот вопрос всегда заменял им приветствие.

– Миллион! – язвительно законопатил ОН все подозрительные отверстия, при этом специально назвав фантастическую сумму, подавая обоим правую руку.

– Та не гони! Почти половину от нашего?!

Не доверяя, загоготали дебилы.

– Мужики, я не хочу сегодня говорить о бизнесе. Можно я аккуратно посижу один, а?

– Презирает!

Подскочил первый.

– Имеет право! Доходы позволяют!

Угомоняя, застолбил первого второй, с хрустом отбивая горлышко толстой бутылки. ОН хотел отходить, но неожиданное представление задержало:

– А – у – нас – всё – рав – но – боль – ше!

Отрепетировано, привстав, ударяясь лбами, забакланили сильные слабого мира сего:

– И – вто – рой – раз – что – бы – не – по – со – ри – ца! Га – га – га – га!

Напевно отработанно пропели «красавцы», ударяясь «набалдашниками».

Кто сказал, что чугун хрупкий? Добавь туда углерода и железо – тут, как тут!

Углерода в этих «чугунках» хватало через край, поэтому звук отозвался звоном, даже крошки не полетели, только посыпалась перхоть в рюмки с, якобы, дорогим коньяком. (Парни полагали, что здесь количество денег улучшает качество).

– Главное – престиж себя! А всё остальное купим! Бизнес живее всех живых! Га-га-га!

– Гуси-гуси, я всё же полетел.

Проронил ОН, уходя.

– Что ты сказал!?

В спину резко, как на дрожжах, вздулся первый.

– Спи, братан, он нормально, ровно полетел.

Вовремя снял накипь второй.

– А, ну, если нормально! Эй! Куда ты ломанулся без подарка? Возьми «конину» от нас, сам не хочешь – поменяешь назад на баксы! Га-га-га! Ну, как я залепил?

– Та ты щас был лучший! Га-га…

– Ясно, лучший! Не, ты приколись, мы вчера в такую сауну закатились! Все медузы сохнут! Аж кости вспотели…

ОН, не спеша, не дослушивая, уже был на расстоянии выеденного яйца и направлялся к углу, кажущемуся по-уютней [39] Под «уютом» часто ошибочно подразумевают «угол». .

«Берегите отношения расстояниями!»

Не переставала оглядываться ФРАЗА, всё до конца не веря, что они благополучно оторвались.

Присев от нечего полчаса делать, дожидаясь службу «ненавязчивого быстрого реагирования», ОН, не обращая внимания, заметил в двух метрах от бокового окна третий столик, уже занятый в это, ещё полувечернее, время. Там тоже сидели двое, друг против друга [40] Друг не должен быть против друга, иначе – что это за друг! .

Их столик хромал, минимум, на три ножки, а столешница горбатилась и прогибалась одновременно. Когда кто-то из сидящих говорил, то, невольно приближаясь к собеседнику, надавливал локтями на свой край: «клац» – пролитое потекло к говорящему, «клац» – не вытертая лужа покатилась в обратную сторону.

«Соблюдайте равновесия подкладываниями!»

Совсем охренела ФРАЗА, думая, что, невежливо поддёргивая других, заслуживает вольного панибратского доверия.

Затоптав ФРАЗУ в грязный пол / со стороны это могло показаться, как нервозность посетителя, топающего ногами/, ОН вернулся на колесо обозрения столика у штор окна.

Говорили они странно, почти по очереди. Отвечали тоже по одному.

Издалека это напоминало шахматную партию: «клац» – «Ваш ход, сударь!» «Клац» – «сам пошёл!» Однако с древней игрой было существенное несоответствие – повышенный тон кричащих. Как будто они находились во время пурги на разных льдинах. Так спорят возле взлетающего самолёта. Но «пурга» в кабаке обычно начинается попозже, да и «визжащие турбины» ещё не отплясывали, пока светло. Крик за столом был – спора не было. Говорили про одно и то же, по нескольку раз, с одинаковой интонацией, просто подбрасывая бензин в керосин.