Светлана Ольшевская - Избранная

– А-а-а!!!

Маша проснулась с криком и села в своей постели. Было раннее утро, и первые, самые приветливые лучи яркого солнышка пробивались через нежный тюль гардин.

Она что, дома?!

Да, действительно, это была ее комната. Но как же так? Последнее, что она помнила, – полутемный подземный переход, Ян, книга… Приснилось ей, что ли?

Маша судорожно отбросила одеяло, осмотрела себя. На ней был тот же свитер, в котором она весь день проходила вчера. Но с одним очень существенным различием. Вчера на ее свитере – вот здесь, на рукаве – оставалась пара пятнышек крови, небольших, но хорошо заметных.

А сейчас этих пятнышек не было, не было, не было!!!

Выходит, все-таки приснилось? И взаправду ничего страшного не произошло?

– Проснулась? Вставай, а то в школу опоздаешь.

Мама, живая и невредимая, вошла в комнату.

– Мама… – прошептала Маша, не веря своим глазам. – Ты… С тобой все хорошо?

– Конечно нет, – вздохнула мама, присаживаясь на край Машиной кровати. – Всю ночь не спала. Я не хотела с тобой ссориться, я…

Боже мой, ссора – какая же это ерунда! Все еще не в состоянии поверить в реальность происходящего, девушка бросилась на шею матери и крепко-крепко обняла. И мама не исчезла, не растворилась бесплотным фантомом, она была живой, теплой и родной.

– Мамочка, прости! Прости меня, пожалуйста!

Елена немного удивилась: обычно ее дочь в конфликтных случаях чаще дулась, чем просила прощения. И невдомек было матери, за что Маша на самом деле просит прощения!

– И ты прости меня, Машунь! – растрогалась Елена и тоже крепко обняла дочку.

– Мама… Я очень-очень тебя люблю!

Маша была счастлива. Весь пережитый ужас оказался лишь кошмарным сном, хотя и до жути реалистичным. Странно, конечно, обычно она твердо знала, где сон, а где явь. Ну да ладно, чего только в жизни не бывает.

Мама тоже была рада примирению. Она облегченно вздохнула, встала и бодро пошла к двери:

– Ну все, теперь умываться и завтракать. О, а это еще что такое?

Маша обернулась и увидела: мама подняла с пола и теперь разглядывала какую-то голубоватую тряпку, почему-то до боли знакомую. Вот мама расправила ее, подняла двумя руками…

Шаль, подобранная вчера на вокзале и согревавшая Машу в те отчаянные часы.

Это была она! Значит, значит…

– Откуда это? – нахмурилась мама.

– Это… Катя забыла, – с трудом выдавила из себя Маша.

– Пойду повешу в прихожей, – и мама вышла, унося шаль с собой.

Маша стояла шокированная. Выходит, это был не сон?!

Зеркало преподнесло Маше другой сюрприз. На лбу у виска, еще вчера чистом и белом, теперь темнела свежая ссадина. Как раз в том месте, где ее ударил о стену отморозок в ночном переходе!

Хорошо, хоть мама не заметила…

Не зная, что и думать, девушка растерянно огляделась вокруг, и тут ее взгляд упал на Книгу. Старинный фолиант в синем бархатном переплете с золотым тиснением лежал на тумбочке у кровати, и по тонкому узору – это Маша четко увидела – плавным переливом прошло золотое сияние. Девушка попыталась раскрыть Книгу, но ничего не получилось. Ничем не удерживаемые, казалось бы, страницы ни за что не хотели делиться с ней своей тайной, обложка стала словно каменной.

Ошеломленная, Маша опустилась на кровать. Теперь она начинала понимать многое, очень многое…

Игорь Жарков, начальник охраны супермаркета, сидел за столом перед мониторами, но даже не смотрел на них, занятый рутинной возней с документами.

Внезапно на столе запищала рация. Жарков ответил не глядя:

– Да?

– Игорь Анатольевич, шестой сектор, – услышал он приглушенный голос охранника.

Перевел взгляд на монитор. Оп-па, а что это там такое?

Между рядами с косметикой неторопливо прохаживалась элегантно одетая дамочка. Она взяла с полки флакончик, рассмотрела его со всех сторон и… сунула к себе в сумочку – спокойно, не таясь, не озираясь, как это обычно делают воришки. После чего царственной походкой прошлась к другому стеллажу и стащила какой-то пузырек уже оттуда. Словно почувствовав, что за ней наблюдают, дамочка подняла голову и вызывающе усмехнулась, глядя прямо в объектив камеры слежения.

Таких наглых воровок Жарков еще не видел!

– Веди ее ко мне! – велел он охраннику. И с задумчивым видом наблюдал, как дамочка без споров и сопротивления позволила себя увести. Нет, это не воровка! Скорее какая-нибудь авантюристка, которой не хватает адреналина. Или, может быть, светская львица, решившая от скуки магазинными кражами побаловаться.

Пойманная воровка при ближайшем рассмотрении оказалась красивой жгучей брюнеткой. Она вошла уверенной походкой, по-хозяйски, и без приглашения уселась в самое удобное кресло, закинув ногу за ногу. Свой клатч она при этом небрежно, по-барски бросила Жаркову.

Начальник охраны отпустил охранника и принялся извлекать из сумочки похищенное. Шампунь, пена для ванн, одеколон…

– Так себе ассортимент у вас, – светским тоном заметила похитительница.

– Зачем же позарились? – усмехнулся Жарков, поворачиваясь к ней.

Эге, а дамочка-то хороша! Очень даже аппетитная красотка – и ножки высший класс. А уж как обворожительно смотрит!

– Бес попутал, – томно проворковала красавица и призывно улыбнулась, как бы невзначай проведя языком по губам.

– А, ну это все меняет, – усмехнулся Жарков. Теперь понятно, каких приключений ищет эта «авантюристка». Что ж, она их получит!

– Я все вернула. Так я могу идти? – томно поинтересовалась обольстительница, даже не предприняв попытки встать.

– Боюсь, что нет, – ухмыльнулся Жарков. – Вы совершили преступление, я должен вызвать полицию.

– Зачем же сразу полицию? – игриво ответила красотка, одну за другой расстегивая пуговицы на шубке. – Можешь сам меня обыскать.

Шубка медленно поползла с полуобнаженных плеч.

– Я не убегу, – услышал он хрипловатый страстный шепот…

– Папа! Папочка! – Маша вихрем ворвалась на кухню и повисла у отца на шее. Не понимая, в чем повод для восторга, он вопросительно покосился на жену, но та лишь улыбнулась блаженной улыбкой и развела руками.

– Ого! Я смотрю, наше настроение улучшилось!

– Прости, я вчера не хотела… – виновато сказала Маша, поднимая на отца глаза. – Ты самый лучший!

И ты у меня самая лучшая, подумал отец с любовью.

Семья села за стол.

– Бери пирог, Машунь!

Девушка повернулась туда, куда с улыбкой указывала мама, и вздрогнула. На большом блюде лежал румяный мамин пирог, а рядом – нож. Тот самый нож, большой, широкий, острый…

Какой уж там пирог! В Машиной памяти промелькнула картина – она роняет на пушистый ковер спальни этот самый нож.

Но тут отец сделал телевизор громче.