Александр Крыласов - Раскодированная Россия

«Всё, пора уруливать», – устало подумал Сева, – «валить и как можно скорее. Пока ещё есть возможность. Пока неугомонные товарищи Серые не замастырили железный занавес и не ввели декретом ночные расстрелы. Пока страну не превратили в один большой концлагерь и сосед не начал стучать на соседа, чтобы оттяпать лишние шесть аршин. Никогда ничего хорошего в этой стране не будет. Сева столько раз слышал эту фразу от других людей, а сейчас и сам подумал слово в слово. Говорили так, правда, люди бесполезные, в своей-то стране не умеющие устроиться, не говоря о том, чтобы двигать за кордон. Говорили, чтобы придать себе веса и загадочности. Мол, здесь я на черновик живу, а там буду сразу на чистовик. Никуда они, конечно, не уезжали, только портили воздух. Тот, кто уезжал, не разглагольствовал, а учил язык и готовился к лишениям. А, в самом деле, что мне здесь делать? Гиблый климат, озлобленный народ, зажравшиеся куркули – богатеи. Всякая шантрапа, едва разбогатев, мигом теряет всё человеческое и начинает изображать из себя небожителей в девятом поколении. Как будто они не ходили вместе со всеми в школу и учились по совершенно другим букварям. Стоит им чуть подняться, как их работники мигом превращаются в бессловесное стадо, которым не надо платить деньги, а нужно всячески доказывать, что они чумазое быдло и их место у параши. И работнички тоже хороши, стоит власти чуть пошатнуться, как из всех щелей лезут затюканные чмо, желающие пустить кровавую юшку своим работодателям. Природная славянская анархия начинает гулять по венам, требуя крови, разбоя и грабежа. Если капитализм, то со звериным оскалом; если коммунизм, то с вурдалачьим мурлом. Беспорядочное воровство сменяется красным террором, а тот, в свою очередь – неприкрытым грабежом. И всё это под беспробудное пьянство, и дрянь, бесконечно летящую с серого, низкого неба. И сыплется ведь не снег и не дождь, а именно, что осадки. И нет солнца. Бесконечно долго нет солнца. Говорят, Александр 1 сказал своему итальянскому коллеге, мол, везёт вам, батенька, легко править народом, когда в стране 330 дней в году светит солнце. А попробуйте в России порулить? То-то. Не хрен тут больше делать. Ноги в руки и гуд бай. Земля большая…»

Размышления прервал какой-то пьяненький дедок, пристально рассматривающий Севины ботинки.

– Сынок, а иде ты такие чоботы надыбал?

– Иде, иде? Купил.

– А иде?

– В Караганде.

– Вот народ колготной пошёл. Его спрашиваешь как человека, а он кобенится, гонор показывает. Надысь такому же неслуху в нюх насовали и обувку сняли, а не груби старшим.

– Дедушка, делить шкуру не убитого медведя лучше не при нём. Безопасней.

Дедок завис, пытаясь прикинуть, что к чему.

– Милок, не понял, а причём здесь ведмедь?

– А ни при чём. Просто к слову пришлось. А вот ещё прибаутка: ходил мужик на медведя с голыми руками, а вернулся без.

Старче восхищённо покрутил головой и пошёл себе дальше. А Севины мысли приняли противоположное направление: «Где, в какой стране мира он сможет так легко и изящно отшить собеседника? Нигде. Где, в каком краю он будет понимать малейшие нюансы языка: сленг и ругательства, падежи и ударения? Нигде. Он будет, кашляя и переминаясь с ноги на ногу, потея и смущаясь перебирать в уме артикли и спряжения, существительные и глаголы, чтобы в муках родить куцую фразу на неродном языке. И, даже выучив язык, он всегда там будет только гостем и чужаком. И всегда на него будут смотреть искоса или исподлобья, а он будет натянуто улыбаться, пытаясь прикинуться своим. Тьфу ты. Тьфу, три раза. И чем старше он станет, тем сильнее его потянет на Родину, может и дурную, зато свою». И на ходу родился стих:

Быстро темнело. Андреич шёл, бормоча себе под нос рифмы по какой-то незнакомой улице. Интересно, куда же он забрёл?

– А ну стоять, терпила.

Сева сделал вид, что эти слова относятся не к нему. Почему-то не подействовало.

– Быстро подошёл, падла. Кому говорю?

Андреич закрутил головой, как бы ища, к кому относится данная просьба. Никого не нашёл и осторожно сделал шажок назад. Хмель безнадёжно выветрился из его головы и Сева утратил храбрость вместе с невероятной широтой взглядов, зато получил реальный шанс выжить. Даже неизвестно, что лучше.

– Да не бойся, друг, – приторным голосом заверил другой гопник, – дай закурить.

– Лучший друг – это книга, – наставительно заметил Всеволод, – денег не просит, сигареты не стреляет.

Говоря эти слова, он лихорадочно искал направление, куда ломануться, когда урелы от слов перейдут к делу.

– Что ты сказал, козлина, – загоношился самый меркантильный хулиган, – куртку снимай и ботинки, быстро.

– Может тебе ещё и завтрак в постель подать? – вежливо поинтересовался Сева, – хотя, хочешь завтрак в постель – спи на кухне, опоссум.

Выдав подобно древнему римлянину бессмертную фразу, он также решительно принялся улепётывать по переулку. Шпана, крутя ремнями над головой, устремилась за ним. Впрочем, грубияны быстро отстали, видимо по причине прокуренных лёгких и нерегулярного употребления витаминов группы Б. Однако Сева не спешил радоваться, он не знал этого района, а гопники знали. И дивный переулок мог в любой момент обернуться глухим тупиком и тогда ему предстоял неравный бой с отребьем, использующим ремни не по назначению. Обесточенный город освещала только кривая Луна, да зарево далёких пожарищ. Дома теснились с двух сторон, не спрятаться, не скрыться. И вдруг впереди показалось ярко освещённое здание – луч света в тёмном царстве беспредела и неограниченных возможностей. Поистине уникальных для всякого криминала. Сева нырнул в освещённое здание как в прорубь. У дверей, как ни странно, дежурил охранник.