Елена Глушенко - Дикое домашнее животное

На голубых штанах после стирки не осталось никаких следов от зубов противного Фикса. Пока я завязывала шнурки на кроссовках, раздумывая, стоит или нет надеть куртку от спортивного костюма, Бруно просунул голову в ошейник и с кошельком в зубах встал у двери.

На лавочке у подъезда уже собрались сплетницы со всего дома. Верховодила, как обычно, баба Таня. Мы с Бруно поздоровались персонально с каждой старушкой и уже нацелились было в сторону парка, когда баба Таня принялась во всех подробностях рассказывать нам о компании перевозбужденной молодежи, которая, то ли опившись, то ли обкурившись, уже вторую ночь не давала ей спать, распевая под окном непристойные песни и аккомпанируя себе на гитаре.

Пришлось признаться, что ничего такого мы не слышали, поскольку наши окна выходят на другую сторону дома. Тем не менее пообещали разобраться в ситуации, и нас наконец-то отпустили.

Я почти бежала к тому месту, где мы с ним встретились. Нет, я была абсолютно уверена, что он туда придет, но все же боялась, что мы можем разминуться.

Мы не разминулись – он был там. Сидел, развалившись на той самой скамейке, и беззаботно курил.

Фикс, учуяв добычу, тотчас ринулся ко мне. Но на это раз я была готова к нападению и, подпустив поближе, с грозным криком топнула ногой. Он взвизгнул и отскочил в сторону. Трус!

Бруно вопросительно посмотрел на меня, испрашивая разрешения приступить к ликвидации.

– Не хочешь вони – не трогай клопа, – посоветовала я и направилась к скамейке.

Он не встал при моем приближении, не бросился ко мне. Он даже не переменил позы! Так и сидел, откинувшись назад, курил и наблюдал за тем, как я подхожу.

– Привет! – сказала я и грациозно опустилась на скамейку рядом с ним.

– Привет! – отозвался он.

Мы помолчали.

– Как нога? – вежливо осведомился он.

Я закатала отстиранную штанину и продемонстрировала ему свою идеальную ногу – идеальную не в смысле красоты (хотя у меня и с этим все в порядке), а в смысле здоровья.

– Зажила, – доложила я.

– Поздравляю, – сказал он, не выказывая ни малейшего волнения.

Мы посозерцали мою лодыжку примерно с полминуты, и я вернула штанину на место.

Снова воцарилось молчание. Он как ни в чем не бывало закурил новую сигарету.

Мы сидели на скамейке, глядя прямо перед собой: он, абсолютно расслабленный, и я, натянутая как струна. Я все ждала, когда же он заговорит со мной, спросит о чем-нибудь. Но он, похоже, не собирался делать ничего подобного.

Я ни черта не понимала. Все шло не так! Похоже, я его совсем не интересовала!

«Пришел, увидел, победил», – это не только про Цезаря. Это еще и про меня. Так всегда было.

Я встречала мужчину, решала, что он будет моим, и он становился моим. Причем, без особых усилий с моей стороны. Просто я принимала решение, глядела в глаза своей жертве (или не глядела – смотря по обстоятельствам), и все – готово!

Где, когда, при каких условиях и как надолго – меня сроду не интересовало, что на этот счет думал тот, кого я выбирала. Решала я. Всегда.

По вчерашний день включительно.

Однако сегодня, чудесным майским утром, я, практически самая красивая женщина на планете, сидела на скамейке рядом с мужчиной своей мечты и с ужасом понимала, что совершенно ему не нужна. Он не обращал на меня ни малейшего внимания!

А я-то как идиотка красилась, кудри крутила! Обхохочешься! Антонине точно плохо станет от смеха, если я ей об этом расскажу.

Я прекрасно знала, как держать мужчину в постоянном напряжении, но понятия не имела, как это самое напряжение вызывать – в моем присутствии оно всегда появлялось само собой. Всегда, но сегодня!

Я никогда не заигрывала с мужчинами, не строила глазки, не принимала эффектные позы и не складывала губки бантиком. Эти уловки из арсенала глупых кукол в моем случае были лишними. К тому же, меня не интересовали мужчины, на которых могли произвести впечатление подобные приёмчики.

Но сейчас я была готова на все – даже строить глазки. И оттого, что я абсолютно не представляла, как это делается, я чувствовала себя беспомощной дурой.

Полное фиаско! Сейчас он докурит свою сигарету, встанет, безразличным тоном бросит: «Пока!» и исчезнет навсегда, оставив мои красивые безжизненные останки на скамейке в дальнем углу заброшенного парка.

Ну уж нет! Меня еще никогда не оставляли. Всегда оставляла я. И, похоже, это единственное, что я еще могу сделать, чтобы окончательно не потерять лицо.

Так что я с хрустом потянулась, словно после хорошего отдыха, и встала, улыбаясь как ни в чем не бывало.

– Ну, ладно. Мне пора. Чао!

И пошла прочь, не оглядываясь, гордо подняв голову.

То, что мы с Бруно остались без бананов, выяснилось лишь на выходе из парка – будучи в растрепанных чувствах я забыла на скамейке кошелек.

Первым порывом было вернуться.

«Ни за что, – тут же отозвался внутренний голос. – И без бананов обойдетесь. Не хватало еще позориться».

И я смирилась.

Ближе к вечеру я вспомнила, что в кошельке, кроме пары тысяч, была и моя визитка, и решила, что еще не все потеряно. Если, конечно, этот тип не окажется мелким жуликом и не прикарманит мои деньги.

Вечером он не позвонил. И в воскресенье тоже. Значит, жулик.

– Ну что? Покорила? – поинтересовалась в понедельник утром Антонина.

– Без комментариев, – сухо ответила я.

– Не хочешь – не надо, – поджала губы подруга.

Ну вот, она обиделась. Я вздохнула. Придется объяснить.

– Не обижайся… Не то чтобы я не хотела рассказывать… Просто мне… даже не знаю, как сказать… стыдно, что ли.

– Стыдно? – изумилась Антонина. – Я и не знала, что тебе может быть стыдно.

Теперь настал мой черед оскорбиться:

– Я что, по-твоему, – совсем бесстыжая?

– Ну… Нет, конечно, – смутилась она. – Просто ты так редко задумываешься над тем, что вытворяешь. И я уж точно не помню, чтобы ты когда-нибудь чего-нибудь стыдилась. Что произошло?

– Да в том-то и дело, что ничего не произошло! – чуть не завопила я.

Что-то в последнее время у меня нервы стали совсем ни к черту…

– Но ведь что-то же случилось? – не сдавалась подруга.

Я вздохнула.

– Случилось то, что я ему не понравилась.

Ох, как, оказывается, непросто в таком признаваться!

– О… – сделала круглые глаза Антонина. – Неужели такое возможно?

И мне захотелось стукнуть ее по лбу большой круглой печатью.

– Ну и… что? – она сгорала от нетерпения.

– И все.

Я уже жалела, что призналась.

– Как это – все? И больше совсем-совсем ничегошеньки?

– Совсем. Я просто встала и ушла. А он даже не окликнул.

Мы помолчали.

Подруга покусывала губы, явно подбирая слова.