Александр Проханов - Теплоход

Мадам Стеклярусова протянула дочери тонкий, стертый до блеска кожаный ремешок, вырезанный из хобота африканского слона.

– Это тебе, моя доченька. Ты помнишь этот ремешок, который висел в папином кабинете. Ты в детстве все спрашивала, зачем этот ремешок. Но я стеснялась тебе сказать. Теперь же открою тайну ремешка. Когда твой папа возвращался из Смольного, где он боролся с остатками тоталитаризма, то бывал так измучен, что терял часть своих мужских достоинств. Чтобы вернуть их себе, ложась в постель, просил меня отстегать его ремешком. Я никогда не отказывала своему мужу и крупному общественному деятелю и стегала до тех пор, пока у него не вырастал хоботок. Тогда мы сливались в объятьях. Но этот ремешок, будучи источником его возрождений, стал, в конце концов, причиной его гибели. В тот день, когда я не ночевала дома и поддалась на уговоры принца Чарльза покататься с ним по Неве, твой бедный ревнивый отец не выдержал краткосрочной разлуки и удавился на этом ремешке, привязав его к итальянской люстре, которую перенес к себе из запасников Эрмитажа. Дарю тебе этот памятный ремешок, призывая не забывать, что в каждом предмете таится как оживляющая, так и умертвляющая сила.

Луиза Кипчак бережно приняла ремешок, целуя его, как герои целуют саблю. А потом внезапно размахнулась и стегнула Франца Малютку, который от неожиданности взревел слоном, и в паху у него стало жутко взбухать.

Конфузу не дал разразиться кутюрье Словозайцев.

– Вы оба очаровательны, – умиленно произнес модельер, скользя через зал. Он был облачен в белую тунику с золотым меандром. На босых ногах были легкие греческие сандалии. На перевязи висел небольшой бронзовый меч, каким Ахилл поразил Гектора. Словозайцев являл собой эллина, явившегося под стены Трои. Нес в руках дары, бояться которых предостерегала Регина Дубовицкая. – Эти одеяния – часть моей новой коллекции, которую я назвал «Одиссей и Пенелопа». Когда вы удалитесь к себе после торжественной церемонии, попробуйте примерить эти простые, подчеркивающие пластику тела туалеты.

Он протянул Луизе Кипчак длинную жемчужную нить, которую следовало набросить на шею, свободно пропустить под обнаженной грудью, обвить живот, продернуть в пах, погрузить в глубину ягодиц и вновь протянуть вверх, к шее, по ложбинке спины. В том месте, где нить ниспадала с живота и погружалась в таинственные прелести, – находилась небольшая морская звезда. Она стыдливо прикрывала сокровенные дары, заслоняя ход дерзновенному герою. Но уж если герой, преодолевая множество преград, достигал желанного, то эта звезда служила источником непередаваемых услад, награждая героя истинным счастьем.

Францу Малютке достался галстук, столь же тонкий, как и жемчужная нить. На конце галстука качалась перламутровая, с отточенными кромками раковина. Во время любовных игр, которым предавались древние греки, галстуком можно было душить строптивую подругу, а острой раковиной, если эллина постигала неудача, можно было вскрыть себе вены.

Принимая подарки, молодожены переглянулись, и можно было не сомневаться, что туалеты уже нынешней ночью будут примерены.

Посол Киршбоу никогда не был скуп на подарки, но сейчас превзошел самого себя. Он подарил жениху и невесте подлинный автограф Джорджа Вашингтона, – расписку в том, что тот купил у еврея-торговца семьдесят четыре черных раба из Либерии.

– Фокус в том, что среди купленных рабов была жрица негритянского племени, влюбившая в себя великого американца. От нее через два века произошли Кондолиза Райе и Майкл Джексон. И хоть одна осталась черной, а другой выбелил себе кожу, но оба считают Джорджа Вашингтона своим прапрапрадедом.

Дарения продолжались. Персона, похожая на Боярского, подарила молодоженам свою черную широкополую шляпу, тут же заменив ее на своей голове другой. В тот краткий миг, когда голова оставалась непокрытой, обнаружилось, что череп его срезан, над кромками костяной чаши вспучивается мозг, словно кипящее, готовое убежать молоко, и в этой белесой гуще дергается, мерцает, словно крохотная молния, единственная извилина.

Юморист, напоминавший Жванецкого, подарил счастливой паре банку, полную живых мух. Стал смешно бегать по залу, жужжать, изображая муху. Передал гостинец Луизе, сказав:

– Я знаю, в Санкт-Петербурге, на могиле моего друга Кипчака состоится ритуал выпускания птиц. Кто-то будет выпускать голубей, кто-то горных орлов, а ты, моя дорогая, выпусти мух. Свободу любят все, – и мухи, и Ходорковский, – с этими словами, вибрируя руками, потряхивая толстым брюшком, он полетел на место.

Персона с усами Михалкова вручила Малютке шашку Деникина. Прах генерала был уже вырыт из вашингтонской земли, похоронен ненадолго в Париже. Через несколько дней его снова отроют, по Волге-матушке доставят в Москву. Теплоход «Иосиф Бродский» повстречается с сухогрузом «Генерал Деникин», везущим прах прославленного генерала и примкнувшего к нему философа Ивана Ильина.

– Тогда, брат, выходи на палубу, отсалютуй шашкой двум славным сынам России!

Малютка взыграл, обнажил клинок, свистнул в воздухе, так что лезвие отсекло михалковский ус.

Наступил черед дарений для отчужденных изгоев, к которым принадлежал и Есаул.

Первым, неуклюже, набычась, к молодоженам приблизился прокурор Грустинов, предложив Малютке свой подарок. Это был искусно сделанный, уменьшенный «автозак», с решетками на окнах, мышиного цвета, с мигалкой, какие курсируют от «Бутырок» и «Матросской Тишины» к московским судам и обратно. Малютка опасливо принял дар. Нажал на фиолетовую кнопку, изображавшую «мигалку». Крышка «автозака» растворилась, и вылезла дорогая, с золотой каймой, кубинская сигара. Малютка облегченно загоготал, похлопав по плечу прокурора:

– Ну, блин, ты и шутник, прокурор!

Дрыгая парализованной ногой, опираясь на трость, прихромал министр обороны Дезодорантов. Протянул Малютке золотую пулю на цепочке:

– Это, милостивый государь, пуля для вас. Носите ее с собой, чтобы не досталась врагу.

Малютка благосклонно хмыкнул и тут же нацепил охранный амулет на жирную шею.

Спикер Грязнов подарил шахматы – искусный резчик выточил фигуры и пешки с лицами депутатов, причем сам Грязнов был изображен в виде белого короля, а вице-спикер Слиска оказалась симпатичной толстобокой королевой.

– Аппетитная бабенка, – сказал Малютка, вертя пальцами белую королеву, словно хотел рассмотреть, как устроены у нее под платьем ноги.

Телемагнат Попич преподнес серебряную клетку с золотым соловьем, намекая на то, что и сам он поет в неволе.

– Я, братан, тоже налетался. Луизка на цепь посадила. Ни одной бабы близко не подпускает, – вздохнул Малютка.