Александр Александров - Белый, белый снег… (сборник)

– Вызывайте.

– Ты очень изменился за этот год. Я тебя не узнаю. Ведь ты способный парень, Паша… Что происходит?

Она подошла ближе.

– Ну, скажи, что с тобой? Почему…

– Да отстаньте вы все от меня! – неожиданно оборвал ее Павел и выбежал из кабинета.

Милицейский УАЗик бодро колесил по заснеженной улице. Сквозь затянутое испариной мутное окно мелькали деревянные рубленые дома, заборы, огороды и садовые участки, присыпанные ранним ноябрьским снегом.

Иван Котельников колол перед домом дрова. Гулко ухая, он с силой втыкал тяжелый «колун» в гладкие березовые чурбачки, и те, с сухим звонким треском послушно разлетались по сторонам. Одет он был уже по-зимнему: шапка, стеганая фуфайка, широкие парусиновые штаны, серые валенки с галошами.

Увидев подъезжающий УАЗ, Котельников оставил работу. Машина притормозила возле него. Дик во дворе тревожно залаял.

Из машины вышел милицейский майор с пухлой кожаной папкой в руке.

– Бог в помощь!

– А-а, гражданин начальник, – с усмешкой поприветствовал его Иван.

– Да брось ты, – милиционер подошел ближе. – Покури.

Котельников опустил на землю топор, снял матерчатые рукавицы.

– Будешь? – он протянул пачку с сигаретами майору. Тот отказался. Иван прикурил, сел на березовый чурбачок. Милиционер, смахнув снег с другой чурки, присел напротив.

– С чем пожаловал? – поинтересовался Котельников.

– Ты вчера возле кафе драку устроил?

– Я? Драку?.. Какую драку?

– Не прикидывайся, мне все уже доложили.

– Ну, так у них и поспрашивай, – развел руками Иван. – А я ничего не знаю, дома сидел, телевизор смотрел.

– До-о-ома сидел, телеви-и-изор смотрел… – передразнил его милиционер. – А губа-то что припухла?

– Где? – Котельников потрогал губу. – Это я так… Прикусил.

– Эх, Ваня, Ваня… До седых волос дожил, а ума?.. Ну, что ты с этим Чикой связался? Ходишь за ним – как телок.

– Кто ходит?

– Ты, ты, Ваня!.. Ладно Чика – на нем уже клейма негде ставить. А ты-то, нормальный вроде мужик…

Иван угрюмо молчал. Большие мохнатые снежинки легко кружились в морозном воздухе. Солнце проглянуло из облаков. Красногрудый снегирь прилетел и уселся на ветку рябины.

– Пить тебе надо бросать, вот что… – сказал милиционер. – У меня доктор знакомый есть. Могу посодействовать.

– В ЛТП хочешь определить? – съязвил Иван.

– Помо-о-очь тебе хочу!.. Мы же не чужие люди. Отцы-то наши братьями были.

– Хоть и троюродными.

– Да не юродничай ты! – обиделся майор, но помолчав немного, добавил, – С работой решим… Пить только бросай.

Иван недоверчиво посмотрел на него.

– А чего это ты вдруг озаботился? Родственничек… Ведь раз в сто лет мимо ходишь.

– Да жалко мне тебя, – тихо вздохнул милиционер.

– А не надо меня жалеть! – взорвался Иван. – Я не больной какой-нибудь, не убогий. Захочу – и сам завяжу! Без помощников!

– Ну, как знаешь… – милиционер медленно встал, отошел к машине, потом, повернувшись, зло бросил:

– Ты очнись, дурень! Еще немного – и никому будешь не нужен! Сдохнешь под забором – и все!

Паша Котельников задумчиво брел по опустевшему коридору. Занятия в колледже уже закончились… В рекреации, возле окна, он увидел группу ребят. В центре, на подоконнике сидел юноша с гитарой. Павел подошел, втиснулся рядом.

– Чего Евгеша тебя вызывала? – поинтересовались у него.

– О смысле жизни хотела поговорить.

– Ну, и как? Удалось?

– Да так… – Павел неопределенно пожал плечами.

Одна из девушек, Света, взяла у парня гитару и подала ему.

– Паша, сыграй.

Павел провел пальцами по струнам, подкрутил гитарные колки. Затем взял аккорд, другой – и негромко, красиво запел… Ребята слушали, сбившись в тесный круг.

Паша пел, то и дело, поглядывая на Свету. Видно было, что девушка ему нравится.

Потом кто-то предложил пойти в кафе, перекусить. Все дружно встали и отправились одеваться. Только Котельников остался на месте.

Света оглянулась:

– Паша, а ты?

– Не хочу.

Когда он ушел, одна из девушек осуждающе произнесла:

– Не компанейский. Никогда с нами не посидит.

– Да просто денег у него нет, – заступился за Пашу парень с гитарой. – А за чужой счет – стесняется.

– Ну, на кофе-то с пирожным мог бы найти?

– Откуда? У них в семье одна мать работает.

– А отец? – спросила Света.

– Пьет… Если бы мать еду из столовки не таскала…

– Он и одевается в «секонд-хенде», – встрял в разговор еще один юноша.

– А ты, лох, вообще помолчи… – с усмешкой сказал парень с гитарой, – Тебя хоть от Версаче одень, все равно лохом останешься.

Света незаметно приотстала от компании. Ее окликнули.

– Идите, идите… Мне еще в библиотеку надо.

Света шла по коридору, заглядывая в пустые классы. В одном из них она увидела Пашу. Он сидел, склонившись над учебником.

– Учишь? – спросила девушка, присаживаясь рядом.

– Ага… – с готовностью откликнулся Павел. – Надо «пару» исправить, а то Евгеша жизни не даст.

– Я, наверное, тебя отвлекаю?

– Нет-нет, нисколечко… – он закрыл учебник. – Ничего в этих точных науках не понимаю.

Света кокетливо стрельнула глазками.

– Спросить можно?

– Спрашивай.

– Правда, что ты стихи пишешь?

– Правда… Даже публиковался в одном журнале.

– Здорово! – улыбнулась Света. – Почитай чего-нибудь?

– Тебе интересно?

– Да.

Павел замолчал, собираясь с мыслями.

– Ладно… Вот, слушай…

Павел замолчал. Света внимательно посмотрела на него.

– А дальше?

– Дальше я и сам еще не знаю… Это последнее, на днях родилось. Нужно как-то закончить, а как – не придумал еще…

– Интересно.

– Правда? – оживился Павел. – Тебе понравилось?

– Да. Непонятно только, что значит – «под разливами звонниц»?

– Ну, как?.. Звонницы – это такие колокольные арки в храмах… То есть, подразумевается разливистый звон колоколов. Поняла?

– Теперь поняла.

– А вообще, я считаю, совсем не обязательно объяснять каждую строчку. В стихах… – глаза у Павла заблестели. – В стихах должно быть что-то непонятное. Вот, например… «Как тогда, я отважный и гордый, только новью мой брызжет шаг…» Ну, вот, подумай, какой такой «новью» и почему «брызжет»? Или… «Этих дней кипят-ковая вязь». Как это – «дней кипятковая вязь»? Разве можно такое объяснить?.. И это Есенин, понятный вроде бы поэт.