Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

Помните? Второе послание относительно позора было адресовано именно Ершову. Этот факт составил ужас ничуть не меньший, чем само явление товарища Фантомаса, ибо заподозрить девчат и вообще тут явилось чересчур нахально – тем более после признания. Еще, – это взял на заметку Миша. Именно Ершов самым основательным образом грешил в случае со Старицыным на старания Ваньки Быка.

Состоялись мелочи. Вечером Танька, укорённая, наверняка, физическим претерпением, насела на подельницу, имея в виду дефиле Фантомаса, возмущенно пытала: «Ты – признавайся!»

– Честное пионерское, не я! – перекрестила грудь Светка. – Ты чо, ополоумела ли чо?! Где я тебе маску возьму – да еще плащ! – Догадалась: – Я ж с тобой рядом стояла!!

По лицу Танюшки, однако, ползало сомнение. Расходились девчата молчаливые. А на другой день Света слегла с воспалением легких, поместили в одно учреждение с братом. Родители болезной насели на подруженьку, однако та божилась, что относительно Светки официального документа не было. На всякий случай отчаянно ревела… Между тем события приобретали принцип совершенно уже убедительный.

На пятидесятилетие октябрьской революции тренировали концерт. По масштабности мероприятия готовить празднество учредили загодя, поскольку приурочен случился смотр самодеятельных сил районного размаха с нехилой перспективой: отобранных представителей планировалось готовить к ударному ноябрьскому концерту в городе. Отклик у населения инициатива имела – сноровист народ на показную реализацию. К осени разноплановая картина всего представления сложилась отчетливо. Номера выковыривал тщательнейшим образом Иван Ильич Фирсов, председатель колхоза собственноручно.

Весь реестр оглашать не станем. Нашему вниманию насущны песенные соло постепенно переходящие в дуэт. Маша Бокова и Семен Карамышев, он же Сеня Ухо. Перечень: «Руды-рыдз» (репертуар Миансаровой), «Не спеши» (Кристалинская), – это, само собой, Мария. «Шли поезда» (Мулерман) – Ухо. «Алеша» – дуэт. Вы чувствуете компромиссный набор? Завзятая лирика, технично – именно на Сене, слегка компрометирующих свойств представителе – переходящая в пафосную патриотику.

– Ты мне, пьяно-форте, – тряс кулаком перед носом отщепенца Иван Ильич, – на шесть ноль исполнишь! – Лаконично сулил: – Иначе.

– Пьяница проспится, а дурак дураком останется, – заковыристо отчебучивал Семен.

Возвращаемся в аутентичность – Сеня унялся. Фактической замены Уховым данным не наблюдалось: маломальский певец Саша Старицын и тот отлучился. Помимо, на очередную репетицию не явилась и Маша – провеял слушок, что порча платья в горошек брызнула крупным отпечатком на вообще. Иван Ильич испытал негатив.

Значится, Ильич отирал о решетку налипшую на подошвы грязь перед крыльцом Боковской избы. «Доброго здоровьица», – размеренно кивал в кулуарах. От уважения не отказал в миске супа и впритык налитой стопке. «Маш! Без тебя, это и ежу понятно – нету ресурса», – зычно внушал потупившей в дол прекрасные очи девице. Папаша Боков хмурил брови, хищно обмерял глазами уходящий в рот достаток и сопел, олицетворяя нейтралитет. Терпеливо слушавшая нотацию девушка в некий момент вскрикнула: «Я его ненавижу!» – далее, уронив табурет, бросилась прочь. Изумительно, что воцарилось молчание, сопровождаемое так и не произнесенным вопросом – «кого?» В итоге председатель нахряпался с отцом героини, другом незабвенного детства.

– Да гори оно синеньким… – отчаянно произносил Иван Ильич. – Сучишься, как вошь на гребешке.

Тем не менее, развитие событий приобрело положительный наклон.

Заведовала клубом Таисия Федоровна, она же Тайка, женщина в возрасте «ягодка опять» артистических забот – в молодости жила в городе, пробавлялась в народном хоре. Теперь, естественно, руководила деревенским искусством, как то: капелла, сольная эстрада и даже вполне звонкий оркестрик. Втайне завидовала Маше по всем параметрам: молодость, красота, голос – еще десяток ингредиентов.

Когда обозначилась сдача позиций Ивана Ильича, глаза мадам наполнились необъяснимым блеском, маячила пертурбация – Тая хоть не обладала тем шелковым сопрано, что несправедливо достался Машке, однако пела грамотно и доходчиво. Да, регенту не пристало солировать, но теперь замена была уместна, застарелые творческие позывы обретали воплощаемую форму. И – в полный рост открывалась куда как сокровенная перспектива!..

Весь уксус состоял в том, что в самодеятельности участвовал хорошо знакомый Коля-Вася. Самодеятельное искусство мужика – баян – прежде проходило вторым планом, теперь менялся и репертуар и вся конструкция концерта – уж сейчас-то дама лапочек не разожмет. Таисия замыслила народный акцент, что предполагало увеличение, фигурально говоря, ее контуров и, соответственно, организовывался фавор баяниста… Откуда, спросите вы, такие щекотливые извивы? Что ж, продаем культуртрегера с потрохами.

Во-первых, Нюся. Как всякая рядовых особенностей гражданка, Тая часто имела не только пренебрежительное отношение со стороны элиты, но и прямой недовес, что, понятно, корежило высокую душу. Во-вторых, игривых ракурсов чуб комбайнера. Тщедушие Коли-Васи и противоположная комплекция Нюси очень развивали сальное воображение сельчан. И… Федоровна обладала дебелостью абсолютной сходной с Нюськиной – зов инстинкта в нашем персонаже читается запросто.

И прекрасно – как говориться, ваше слово, товарищ маузер. Таисия Федоровна шевельнула крыльями… Однако нате, происходит непостижимое, в клуб на одну из репетиций заявляется Мария с кошмарным заявлением. Она все-таки встанет за честь малой родины, но с условием – в дуэт вместо Уха пойдет… Кто бы вы думали? Не станем томить, без того немалое предстоит… Герасим! Да-с.

Смех на сообщение имел место. Однако следом нарисовался Иван Ильич и сжато произнес: «Попробуем». А дальше пастух заявился самолично, и присутствующие уже приобрели вытянутые лица.

Гера был гладко выбрит, отменно причесан – выяснилось теперь же, что он возраста где-то Ухова. Костюм, тютелька в тютельку лоснившийся на нем, оказался известен исключительно по фильмам, и то иностранной закалки. Кроме – Герасим обаятельно улыбался и даже произнес фразу: «Жё не манш па сис жур», – в которой угадывался ни дать, ни взять французский язык. Уже не говоря о том, что мужчина весьма прилично осуществил вокал… Фурор! – на следующий день разговоров только и было.

Здесь и вспомнили, что Герасим в молодые годы подвизался по цирковому искусству, служа в городской труппе и выделывая какие-то страсти акробатического порядка под куполом. Оттуда и уронился однажды, грубо повредил позвоночник, вследствие чего воротился в вотчину и сполз постепенно по причине употребления в пастухи. Как видно, со сценой был коротко знаком. Общие балясы, выходит, чутка унялись.