Наталья Алмазова - Морфоз. Повесть белой лилии

Так я достиг набережной, где благополучно спрыгнул на тротуар с высоты пятого этажа. Я сознавал, что могу бежать хоть вечно, опоясывая Землю кругами, и не устану. Понимание этого факта заставило меня, в конце концов, остановиться. Будто в бессилии, я опустился на гранитные ступени у самой воды, скрестив руки на коленях. Я был измождён внутренней борьбой, которую затеял по своей же инициативе. В подвижном, колышущемся зеркале отражений я пытался угадать ответ на вопрос, задаваемый себе самому. В заострённости черт собственного лица, в нервном блеске глаз – во всём угадывались тревога и страх. Чувства владели мною, а не я – ими. Вот она, оборотная сторона людской жизни. Не к тому ли я стремился, пытаясь стать одним из них? Не это ли в прежние времена влекло меня в представителях рода человеческого? Их необъяснимая способность поступать вопреки – и законам природы, и духовной эволюции, да и самим себе. Я, неукоснительно следовавший Абсолютной Закономерности, был впечатлён и поражён этим странным, алогичным свойством. В конечном итоге я понимал, что все их отступления – не что иное, как Замысел, размеренный и обусловленный. Но, не заглядывая в надзвёздные сферы, рассматривая эту особенность саму по себе, я не переставал удивляться. И теперь я стал изумлять сам себя.

…Тонкими пальцами бесцельно рассекая собственное отражение, я пытался немного успокоиться и отрешиться от того, что так взволновало мой дух. Какие у Него были глаза!.. У представителей нашей расы, у любого существа, принадлежащего нашему миру, не было и быть не могло таких глаз, и я мог поклясться, что это невозможно. Как случилось подобное?.. Откуда у не-человека взялся человеческий признак?! Я готов был смириться с любою иной деталью внешнего сходства с людьми, но только не с такой! Однако Его сиятельные очи были и не совсем людскими. В них отсутствовал главный фактор принадлежности к земному – чувство. Холодные, безразличные и опустошённые до бездонности, они будто смеялись над всеми моими попытками разгадать их иррациональную тайну. И при всём при том принадлежали эти глаза воплощённому Богу – Посвящённому Иерофанту Храма, исповедующему волю Творца.

Я вздрогнул от собственных размышлений, ударив по хрупкому отражению в воде, раздробив его на сонмы разлетающихся брызг. Меня трясло как от холода, однако, хотя я и способен был ощущать температурный режим окружающей среды, мёрзнуть я никак не мог. Мысль – энергоинформационная субстанция, которая вполне овеществима, а потому… меня трясло от своих же раздумий, потоки которых ледяными струями пульсировали под моей кожей. Я крепко сжимал плечи дрожащими ладонями, глядя на то, как размытое миг назад отражение вновь обретает целостность в лоне реки. Мне нужен был ответ. И, мнилось, нет иного выхода, как только самому отправиться за ним. Возвратиться в объятия своей покинутой родины к упирающимся в чернильное небо, гротескно-величественным стенам Цитадели. Я знал, что адептам-неофитам, относительно недавно закончившим эволюцию в оболочках космических светил, которым являлся и я, вход сквозь мрачно-возвышенные врата Superius Sanctuarium [13] лат. Святилище закрыт. И при всём при этом единожды мне всё же удалось побывать за чертою запрета. Именно этот безумный поступок повлёк дальнейшее моё заключение в саркофаг и последующий побег на Землю, и мои многовековые мытарства в оковах человеческих тел и человеческих личностей, которыми я благоразумно сковал сам себя, зная, что лишь так мне удастся скрыть своё местонахождение – стать кем-то другим. Однако теперь, когда отсутствие моё было обнаружено, мне пришлось спешно возвращать своё наиболее плотное и материальное из тел. Ныне Хранители могли явиться в любой момент, и каждый миг я ждал их. Так что ж дурного станется с того, если я сам приду за некоторыми разъяснениями? И расскажу другим… Ах, как жаль, что они не станут и слушать, а просто расправятся со мной!.. А мне вовсе не хотелось терять свою личность в бездонной и неохватной утробе Зыби, растворяясь всецело в Несуществовании, лишаясь души и Духа – божественного присутствия. А ведь именно эта участь ожидала меня при встрече со Стражами Истины. Полная аннигиляция. Но, сия незавидная доля, тем не менее, в нашем мире не считалась чем-то неестественным и жутким. Только среди смертных я понял, что это именно так. Для нас, адептов Храма, высшая мера наказания и закономерный исход для каждого были идентичны. Подобно смертной казни среди уроженцев Земли. Только… мне проще было опустить голову на плаху, нежели шагнуть в бесформенный абсолютный вакуум, пускай в вакууме и не будет ни боли, ни страха. Но я предпочёл бы испытать их, нежели пройти путь, проистекающий из Вечного и упирающийся в Бездну – от врат Цитадели до врат Пустоши, возвращения из которой более не будет. Казалось бы, что здесь такого? Ранее меня это ничуть не беспокоило. Теперь же я боялся. Пустота как всевмещающее отсутствие стала моей навязчивой фобией. Я желал бы, чтобы хоть что-то осталось. Крошечный импульс… Ломкий блик света… Однако Ничто не терпит отступлений от канонов собственного совершенства.

Молчание разбегалось по тёмной воде маслянистой рябью. Мне вдруг сделалось до нестерпимости одиноко. Третий день я не сводил глаз с колеблющегося полотна замутнённых вод беспокойной реки и размышлял на отстранённые темы. Всё это время люди мало обращали внимания на меня – в большом шумном мегаполисе ведь полно чудаков.

Было около трёх часов ночи. И ни одна звезда не сияла на дымном, розовато-сером небосклоне, вбирающем в себя зарево ночных огней города. Звёздная высь была плотно затянута многослойным войлоком туч, не имеющим ни единой прорехи, куда могла заглянуть хотя бы одна космическая искра. А я ведь так любил слушать беседы искристых небожителей стылыми зимними ночами, когда небеса всё же прояснялись. Звёзды… они наравне с людьми были осенены дыханием божественного. И уж являлись куда более разумными: светила я понимал, пожалуй, лучше всех прочих созданий этого мира. Их голоса звучали так прекрасно, что мало кто пожелал бы слушать песни детей Земли, после того как услышал бы мелодичную звенящую речь далёких солнц. Но я всё же желал.

Я вспомнил последнюю встречу со своим учеником. Как только посмел я чему-либо его учить вообще?.. Сейчас я искренне презирал себя за такую самонадеянность. Ведь все эти знания тревожили хрупкую человечную душу, хоть мои речи и зажигали его взгляд. Зачем Мигелю понадобилось меня слушать? Рано или поздно он своим путём бы добрался до всех без исключения откровений и открытий. К чему было показывать Высоту ещё неоперившемуся птенцу? Вероятно, тому виной моя гордыня и неприкаянность. Я был одинок. Здесь и в миллиардах иных вселенных. Неизбывно, бесконечно. Чужой и отвергнутый всем, чему я некогда служил. Предав собственные идеалы, я вместе с тем хотел быть полезным, нужным. Хоть кому-то. Моя природа настойчиво требовала смысла в собственном существовании. Раз я сам не мог более служить своему Богу, так решил… стать Богом для человека. И я достиг своей цели: мой ученик восхищался мной, как кумиром, легкомысленно прощая за ошибки. Он так искал Бога, он жаждал его, не сознавая, что, то, что он именовал Богом, никогда не покидало его, испокон времён пребывая в нём самом неотлучно. Но пытливый человеческий разум требовал доказательств. А что может быть проще? «Verba docent, exempla trahunt [14] лат. Слова обучают, примеры увлекают. ». Я провёл Мигеля скрытыми тропами до вершин, разворошив тайники Древней Мудрости и дав ему вволю позабавиться с бесценными сокровищами как с безделушками. Пред душою его грех мой был тяжек – ведь я самовольно вторгся в процесс пермутации [15] Пермутация (от лат. permutare менять) смена, перестановка, изменение в последовательности определенного количества данных элементов. элементов высшего плана, тем самым, нарушив естественный ход вещей. Хотя я не думал, дабы и это выходило за рамки замысла Абсолюта. Ведь выйти за эти рамки при любом исходе дел невозможно. Любой путь был спланирован Им, верховным архитектором Бытия. И не существовало той возможности или ответвления тропы, не являющейся Его частью. И всё же я знал, что discipulus meus мог прожить иную жизнь. И, вероятно, многомерные аспекты его души уже проживали в смежных с этим мирах. Однако меня на данный момент волновало только «здесь» и «сейчас».