Мария Гиппенрейтер - Бегство к себе. Жизнь подростка (сборник)

С собаками Карлуша держал нейтралитет, но не упускал случая их подразнить. Выждав удобный момент, когда собака бежала по своим делам, ничего не подозревая, он залетал сзади, пикировал на собаку и, пролетая над ее головой, хлопал крыльями по кончикам ушей. Собака взвивалась, визжа и лая от досады и неожиданности, а Карлуша усаживался на дерево, дожидаясь, когда улягутся страсти, чтобы повторить свой трюк.

К тому времени он уже подрос, свободно везде летал, сам добывал себе пропитание, ночевал в лесу, но каждое утро был тут как тут. Стоило мне выйти из дома, как он с радостными криками сваливался на меня откуда-то сверху и усаживался на плечо. Это было утреннее приветствие и ритуал. Сначала я должна была его чем-нибудь покормить, потом он чистил мне «перышки» – так начинался наш день. Другим нашим ритуалом-игрой было следующее: я садилась на корточки, протягивала к сидящему на земле Карлуше вытянутую руку ладонью вверх и говорила:

– Ну иди, иди сюда.

Он делал вид, что побаивается и никак не может решиться. Потом боком-боком, осторожно залезал мне на ладонь, поднимался по руке вверх и устраивался на плече.

Со временем он стал подолгу пропадать в лесу, но каждый день непременно возвращался, чтобы пообщаться.

Однажды, вернувшись из леса, Карлуша сел мне на плечо, и я почувствовала резкий запах муравьиной кислоты. Так повторилось несколько раз. Я терялась в догадках и не находила этому объяснения. И вот в один прекрасный день тайна раскрылась. Я шла по лесу и набрела на большую муравьиную кучу. На вершине кучи, распластанный, лежал мой Карлуша и выглядел совершенно дохлым. Голова свесилась, крылья растопырены, глаза закрыты, все перья стоят торчком, сквозь них просвечивает розово-синяя кожа, по которой ползают полчища муравьев. Зрелище было душераздирающее. В отчаянии я потрогала его. Карлуша открыл один глаз, укоризненно на меня посмотрел, быстро собрал в кучу все свои конечности, резко отряхнулся и спрыгнул с муравейника.

Мне выдалась уникальная возможность увидеть, как птицы избавляются от паразитов, принимая «муравьиные ванны». Муравьи беспрепятственно пробираются внутрь через стоящие торчком перья, выбирая блох, клещей и пухоедов, в изобилии живущих на теле птицы. Так как Карлуша лежал совершенно неподвижно, муравьи его не кусали.

Отрывок из письма:

«Были здесь недавно немцы – корреспонденты. (Я выезжала в Давшу за продуктами и взяла Карлушу с собой.) Так они меня полчаса мучали. Все говорили, что отыскали в таежной глуши Джоконду с ручной вороной. Всю зафотографировали, записали интервью на два магнитофона. Карлуша все это время сидел у меня на плече, и мы с ним разные фокусы проделывали для этих немцев. В конце концов он “наделал” им на магнитофон, чем привел их в искренний восторг. Записали на магнитофон и его ангельский голосочек. В общем, живем здорово, на всю катушку. Вокруг тайга, озеро, ручные звери, закаты и, главное, хорошие люди. И хорошо, что вообще мало людей…»

Иногда на выходные к нам приезжали гурьбой лесники и «научники» из поселка. Наш кордон был для них чем-то вроде дачи, где можно было порыбачить, попить водки и даже поохотиться вдали от вездесущих глаз жен и начальства. Радистка Нина коротко предупреждала меня по рации:

– К вам едут. Готовьтесь.

Всю эту компанию надо было чем-то кормить. Тут уж приходилось выкладывать все свое умение и готовить, и накрывать, и вообще быть хозяйкой. Я замешивала за день тесто, пекла хлеб. Также моим спасением были оладушки со сгущенкой, которые я наловчилась быстро делать. Иногда привозили с собой гитару и просили меня петь. Наевшись, напившись и нагулявшись в первый день, вся компания засыпала вповалку на полу, кто на чем.

На следующий день обычно ездили на рыбалку. Лесники привозили с собой сети и спиннинги. Рыболовные сети в то время были большой ценностью. Купить их было практически негде. Часто привезенные сети оказывались безнадежно спутанными, с застрявшими в них водорослями и всяким мусором. Эти клубки вываливали на берег и говорили:

– На-ка вот, распутай. Прежде чем учиться ставить сети, научись сначала их распутывать. Тренируй терпение.

Не знаю, сколько часов в общей сложности я потратила на распутывание этих сетей. Могу только сказать, что процесс этот был сложным и бесконечным, иногда доводившим меня до отчаяния. Рвать сети было нельзя. На одну сеть могло уйти от трех до пяти часов. Зато потом меня брали с собой «в море» и учили, как правильно ставить сеть. Меня сажали на весла и говорили, в каком направлении и с какой скоростью грести. Было интересно наблюдать, как сложенная в лодке сеть потихоньку разматывалась и плавно уходила в воду. Но конечно, проверять сети было гораздо интереснее. Главным уловом был знаменитый байкальский омуль, хариус, иногда попадались небольшие осетры, но мы их выпускали. Позже я самостоятельно стала ездить ставить и проверять сети. Карлуша всегда меня сопровождал. Он садился на нос моторки, распластавшись и плотно прижав к телу перья, чтобы его не сдуло ветром. Когда я вынимала рыбу из сети и бросала ее в лодку, Карлуша выклевывал у рыбы глаза, а мелких рыб съедал целиком.

В полукилометре от кордона в Байкал впадала небольшая речка. В ее устье водились линки и таймени. Туда мы ходили рыбачить со спиннингом. Один раз лесникам удалось поймать огромного тайменя. Вдвоем они еле дотащили его до кордона и потом рубили на куски топором.

Однажды Карлуша прилетел на кордон и начал как-то странно себя вести. Он был возбужден, то подлетал ко мне, то отлетал, как будто звал меня куда-то. Я пошла. Он углубился в лес, но все время возвращался, чтобы убедиться, что я иду за ним. В конце концов, он вывел меня к этой речке, сел на высокую сосну и стал каркать. В устье удили рыбу два незнакомых человека.

Часто с компанией приезжал лесничий нашего участка. Звали его Владимир Николаевич, было ему лет тридцать. Вместо левой кисти у него был железный протез с надетой на него черной кожаной перчаткой, что в моих глазах придавало ему мужественный и несколько загадочный вид. Владимир мне немножко нравился, хотя был безнадежно женат. Чувствуя мое расположение, он любил подтрунивать надо мной и «учить меня жизни».