Никита Замеховский-Мегалокарди - Сёрф-сказки. О воде, людях и сёрфинге

Мысленно хмыкнув, я побрёл дальше, держа под мышкой доску, и снова услыхал:

– Эге-е-ей, сеньо-ор… – голос был тоненьким и близким, таким никто не мог звать меня из густой чащи. Снова обернувшись и опять обнаружив пустой пляж, я тряхнул волосами, не сомневаясь, что солнце наказало меня горячим подзатыльником за пренебрежение к традиционной сиесте и теперь в моей голове бродят чужие голоса, тонкие, как лучик, которым брызжет роса.

Вдруг на манер считалки голосок пропел:

– Я тут рядом, я тут рядом!

И я, удивляясь сам себе, спросил:

– Где?

– На твоём плече, на твоём плече! – пропел голос и тоненько захихикал.

Cкосив глаза на одно, потом на другое плечо и ничего не обнаружив, сбитый с толку непрекращающимся хихиканьем, я решил уточнить:

– На каком?..

– На правом, на правом, – завибрировал голосок.

Опять с недоумением осматривая своё правое плечо и не находя на нём ничего или, вернее, никого, я уже собрался снова идти дальше, как вновь услышал:

– Ну ты же смотришь прямо на меня.

– Да на кого?!

– На меня, на меня. Я капля!

– Капля… – уже не переспросил, а повторил я.

Солнце разливалось в своей полной власти над голубым и стеклянным простором, на мысу в кронах звенели цикады, и со мной говорила капля, оставшаяся на плече от той моей волны. От той, которую я проехал всю, до самого конца, которую мне не нужно было ни у кого оспаривать, которую блистающая Атлантика пронесла через свой простор и, словно ладонь, подставила под мою доску.

Так странно: вода, еще недавно огромная, на сапфировом склоне которой я чувствовал себя только частичкой, пузырьком сознания в толще силы, вдруг лежит на моём коричневом плече, и огромное косматое солнце юга отражается в ней крошечной белой искрой. И ещё мне подумалось, что она похожа на икринку – икринку, из которой вырастает океан.

– Ну что ты остановился, иди, – проговорила она и снова тоненько захихикала: – Иди, а то толстый Рикардо засмеёт тебя, если заметит, что ты тут разговариваешь будто сам с собой.

Совершенно сбитый с толку, похрустывая песчинками, я побрел в сторону автостоянки, где под большими деревьями «креольского винограда» стояли дощатые, расписанные яркими красками киоски, в которых торговали жареной рыбой, кока-колой, фигурками, выточенными из мягкого камня, и душной жгучей мамахуаной [2] Мамахуана – алкогольная настойка из рома и трав. .

Покосившись на своё плечо, на зыбко подрагивающую сияющую искорку, почти не шевеля губами, действительно опасаясь острого на язык болтливого Рикардо, я спросил:

– Откуда знаешь Рикардо? Он не катается…

– Ты смешной, сеньор! Как может толстый кит Рикардо прокатиться на доске?! Разве только беспалый Эмельяно даст ему одну из своих лодок.

– Ну так откуда, и даже Эмельяно?..

– Ты не только смешной, ты ещё глупый сеньор, да? – немного рассердилась капля и кольнула мне глаза острым блеском. – Они что, не пьют воду никогда?!

«Эмельяно нечасто», – подумал я и затем буркнул:

– Вода воде рознь…

– А вот и нет, а вот и нет, – захихикала она в ответ. – Вот и нет! Вода всегда вода. Я сейчас катаюсь тут на тебе, но знаю, что делается в озере далеко отсюда, там, где холод. Я знаю ещё, что бывает внутри у твоей мамы, когда болит её сердце, потому что оно тоже из воды. Я знаю, как далеко, на той стороне Земли, проснувшееся солнце дрожит в бухте и как, высекая брызги, несётся по первой своей утренней волне сёрфер. Я даже вижу его глазами, да и твоими тоже, глазами всех, потому что в твоих зрачках – вода. Только… мне иногда бывает больно… – добавила она, помолчав.

Я мерно шагал, слушая её речи.

– Ты знаешь, я ведь чувствую страх… Нет, не тот, когда люди тонут, нет. К этому я отношусь по-другому, не так, как ты с кочки своего разума. Я знаю ужас души малыша, младенчика, которого ледяной сталью вычерпывают из вод его злой матери. Я знаю, что такое боль гибели его жизни, потому что он, этот так и не рождённый малыш, вода куда больше, чем вы, вставшие на ноги и самостоятельно передвигающие себя по планете! Ведь он – капля, он – капля! Он мыслит со мной одним сознанием и ощущает мир одним со мной способом!

Когда в чистейший розовый туман своих лёгких, похожий на цветение абрикосов на твоей родине, мальчишка впускает густое масляное облако табачного дыма, убивая нежные соцветия, я плачу. Я… мне больно, ведь я вода которая взлелеяла этот чудесный сад! Когда мутный и страшный яд, бледный и неотвратимый, вгоняет в вену себе человек, чьи глаза высохли без остатка, как нечистые лужи, я бьюсь от боли, я, ваша кровь! Я ведь вы. Я – вы!

Я вас укрываю крыльями дождей, прячу от неистового солнца, от ледяного и беспощадного космоса. Тку воздух, крашу небеса.

Я истаю сейчас, но снова вернусь к тебе. Буду океаном, и твоей волной, и каждым твоим глотком. Только прошу тебя, сеньор, сделай свой глоток навсегда чистым…

– Ой-ё, ну как там? Не молчи, рыжий индеец! Ты опять катался, пока мы тут выгребаем пакеты и окурки из песка, на котором ты тоже работаешь! – окрик Рикардо подействовал на меня как толчок. Совсем незаметно я добрёл в радиус действия его насмешливого ора.

– Молчи, несчастный, дай мне лучше юкки [3] Юкка – маниок съедобный, тропическое растение, напоминающее картошку. .

– Ой-ё, смотри-ка, каррахо [4] Каррахо – испанское ругательство. ! Белый индеец хочет есть! Он всегда хочет есть, даже в сиесту! Если я разбужу тебя ночью, ты тоже будешь просить юкки?!

В предвкушении традиционной перепалки из близлежащих киосков начали высовываться головы разной степени курчавости.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Мера длины, равная 0,3 м.

Мамахуана – алкогольная настойка из рома и трав.

Юкка – маниок съедобный, тропическое растение, напоминающее картошку.

Каррахо – испанское ругательство.