Андрей Глебов - Золотые пешки

Партийный ритуал достиг апофеоза. Громыко дал отмашку эпохе Горбачёва. А жокей дал шенкелей и взял с места в карьер. Впереди маячил гран-при, цветные ленточки, слава и обожание поклонников. Победа в скачке любой ценой! Даже ценой загнанной лошади.

Спустя месяц, 10 апреля руководитель 9-го управления КГБ генерал Плеханов вызвал к себе начальника 18-го отделения, обеспечивающего безопасность глав различных делегаций: зарубежных и советских. Прибыв к шефу, полковник Медведев сел на стул в приёмной, продолжая искать в извилинах причины своего приглашения.

В его хозяйстве вроде бы всё было нормально, распекать как бы не за что. Если бы направляли в командировку, то об этом сообщили бы по телефону, без кабинетного разговора. Планируют перевести на новый участок работы? Допустим…

Высокий, плечистый, с зачёсом редких волос 47-летний чекист понимал, что вызвали его для чего-то важного. Для Плеханова бывший начальник личной охраны Брежнева не был тем человеком, с которым ведут задушевные беседы. И вывод напрашивался сам собой.

Год назад Медведева прикрепили к жене одного из секретарей ЦК, отправляющейся в Болгарию. Его представили как сопровождающего прямо у трапа самолёта. Женщина ему понравилась. Воспитанная, обходительная, тактичная, умеющая одеваться и носить наряды. То, что слышал о ней: капризная, злая и порочная – представилось как завистливая молва соперниц и беспочвенные слухи. Несколько удивляясь тому, что его, начальника отдела, прикомандировали к супруге обычного (по его представлениям) члена ЦК КПСС, он не мог знать, что ходы в партии просчитаны, и пока Черненко угасал стеариновой свечёй, новому светочу расчищали место на алтаре, попутно заботясь и о членах его семьи. Раису Максимовну Горбачёву оградили особой опекой, вверив её жизнь в руки высококлассного профессионала.

В Болгарии, наблюдая за объектом охраны, Медведев быстро понял, что представляла из себя эта важная птица. А когда женщина принялась интересоваться подробностями, вплоть до мелочей, его службы у Брежнева, всё стало на свои места – это будущая хозяйка Кремля. И она уже вживалась в эту роль, пока ещё изредка позволяя выказывать царскую небрежность и высокомерие. Обнаруженная мимикрия огорчила полковника. Истинную натуру, даже искусно спрятанную, долго в саркофаге не удержишь.

Вышедший из кабинета Плеханов кивнул вставшему Медведеву и повёл его за собой в машину. Спустя несколько минут они были на Старой площади в кабинете генерального секретаря.

– Садись, – Горбачёв сделал приглашающий жест. – Как дела на службе?

– Нормально, – полковник потянул за спинку стул. – Личный состав в порядке.

– А раньше чем занимался?

– До того как возглавил 18-ое отделение был 2 года заместителем. А до этого служил руководителем личной охраны Леонида Ильича, – Медведев заметил, что Горбачёв поморщился и «намотал себе на ус» проявление его реакции на упоминание имени Брежнева. – Будучи прикреплённым к генеральному секретарю курировал обеспечение физической безопасности и…

– Знаю я, как вы там служили! – не дослушав, перебил Горбачёв. – Пьянствовали!

Полковника покоробило:

– Мы вкалывали, Михаил Сергеевич, как ломовые лошади! Ни дня, ни ночи не видели! Дома не бывали!

– Ладно! – генсек миролюбиво усмехнулся. – Я тебя не имею в виду. Я сам видел – приезжал Андропов, его охрана пила. И ваших я тоже видел… Тоже мастера! Но оставим это! Речь о том, чтобы назначить тебя начальником личной охраны. Согласен?

– Если вы доверите эту службу, – Медведев поднялся на ноги во весь свой рост, – то я готов!

– Договорились! Конкретно обо всём скажет Плеханов.

Проходя мимо шефа, полковник скосился в его сторону. «Сосватал, Юрий Сергеевич?»

Генерал подмигнул: «Сдавай дела и приступай!».

Закрыв за собой дверь, Медведев обвёл приёмную взглядом.

«Мда-а-а… Сейчас бы приснопамятный завотделом науки ЦК, убеждённый сталинист Трапезников восторжествовал бы со своим пресловутым «принципом ста́бильности». Всё возвращается на круги своя, – полковник улыбнулся своим мыслям. – Занятно: генсек новый, а «прикреплённый» – старый. Вернее – прежний! Удивительная штука – жизнь!».

Остатки московского снега, спрессованные в грязные кучи и горбы, неумолимо плавились и оседали, пуская под себя ручейки чёрной жидкости. Резвые потоки стремились в сточные отверстия, утопленные в асфальте, и скапливались в зеркала луж, преграждая путь прохожим и заставляя их перепрыгивать или огибать водные препятствия.

Разливы на дорогах весело и залихватски утюжились машинами, выдувавшими колёсами дуги брызг, ложившихся тёмным крапом на одежду зазевавшихся пешеходов. Помеченный люд бранился, клял шоферов и становился бдительным. Хотя куда уже больше!

Советский человек сызмальства держал ухо востро и смотрел в оба. Жизнь и партия учили его на каждом шагу и каждую минуту. Денно и нощно. И оттого он вечно – от колыбели и до гроба, был начеку и в перманентном стоянии напряжения.

Прозрачный воздух столичной весны с сизыми и чёрными заплатками бензиновых выхлопов сулил долгожданное тепло и перемены к лучшему. Скорей бы! Хотелось позабыть стылость зимы, зябкость марта и серость тоскливых дней, и подставить под грядущее лето зажмуренное от удовольствия лицо.

Взмахнув дипломатом, Оля легко перелетела через лужицу, угодив краем невысокого каблучка в кайму воды. Она уже подходила к подъезду своего 12-ти этажного дома, ещё недавно считавшегося новостройкой на окраине города. Спрут Москвы разбухал, вываливался за границы кольцевой автодороги и тянул жирные щупальца, прибирая новые территории.

Озеленившийся микрорайон с укоренившимся на жилплощадях населением постепенно перестал быть посадом и заслуженно претендовал на звание района, «приближенного к сердцу нашей Родины».

Но этот генезис мегаполиса нисколько не интересовал юную особу. Она жила экзаменами, последним звонком и выпускным балом. Войдя в лифт, десятиклассница поднялась на шестой этаж и отперла дверь, обитую чёрным дерматином.

Скинув туфли в прихожей трёхкомнатной квартиры, девушка поставила у письменного стола дипломат, сняла школьную одежду, переоделась в домашний халат и прошла на кухню.

Едва она засыпала в кофемолку зёрна, как услышала щелчки ключа в замке. В коридоре появился отец.

– Ты уже дома? – спросил он с порога уставшим голосом.

– Последнего урока не было, – она поцеловала его в щёку. – Химичка заболела.

По всему было видно, что он её не слушал. В последнее время отец стал раздражительным и нервным, заводился по пустякам, порою срываясь на крик. Было жалко маму, которая, словно оправдываясь за отца, говорила дочери: «Работа у отца тяжёлая».