Александр Лисов - Петролеум фэнтези

Эта скважина, которая давала приток двадцать тонн нефти в сутки, явилась прародительницей открытия через несколько лет гигантского Ромашкинского нефтяного месторождения. Геологи, изучив разрез скважины № 1, сделали верное предположение о структурном поднятии, распространяющемся на северо-восток от районного центра Шугурово. В этом направлении и стали закладываться последующие геолого-разведочные скважины. Можно с уверенностью говорить, что, даже обладая минимумом информации, геологи шли верным путём. К сожалению, сохранилось не так много подробностей открытия уникального Ромашкинского нефтяного месторождения, геологи народ немногословный, а в ту эпоху великих открытий специалисты не задумывались о мемуарах. В сухих геологических отчётах не описываются человеческие эмоции. А вот то, что скважина уже под номером № 3, которая была заложена в черте деревни Ромашкино и пробуренная в 1948 году, даст приток в количестве сто двадцать тонн нефти в сутки, можно отнести к разряду фантастических. В тот момент ещё никто не понимал, что это открытие явится стартом развития всей нефтяной промышленности СССР, а ныне России.

В регионе Урало-Поволжья на тот момент уже велась промышленная добыча нефти в Куйбышевской (ныне Самарской) области и в Башкирии, но таких крупных по своим масштабам открытий ещё не было. В течение последующих десяти лет, одновременно с развитием Ромашкинского месторождения, рядом с ним вырос новый молодой, красивый город нефтяников Лениногорск. Осваивать регион «второго Баку» приехали молодые специалисты со всей страны. Это был воистину интернациональный город с очень высоким уровнем инженерно-технической интеллигенции. Место его заложения было не случайно выбрано талантливыми архитекторами, они тогда проектировали и строили его на века, а самое главное – для людей, поэтому он был вписан ими в уникальный природный рельеф. Он и поныне один из самых красивых и привлекательных для жизни городов России.

Молодые инженеры-нефтяники в ту пору были первопроходцами и энтузиастами своего непростого ремесла. За два – три года они не только получали производственный опыт, но и становились настоящими исследователями земных недр, именно они писали научно-техническую летопись страны и создавали с нуля современную отечественную нефтяную науку. В городе был открыт нефтяной техникум, филиал Московского нефтяного института имени Губкина и многочисленные профессионально-технические училища. Лениногорск в 50–60-е годы стал кузницей нефтяных кадров для всей страны. Наиболее талантливую молодёжь ждал бурный карьерный рост. Недаром будущий министр нефтяной промышленности СССР Шашин Валентин Дмитриевич, также работавший в Лениногорске, после своего назначения набирал в штат нового министерства в Москве специалистов именно из этого города. Шашин В. Д. был уникальной личностью, именно под его руководством СССР стал лидером мировой нефтедобычи. В знак памяти об этом великом нефтянике в Лениногорске ему установлен монумент. Лениногорск вообще отличается тем, что в нём чтят память и сохраняют уважение ко многим первооткрывателям татарской нефти, о чём свидетельствует первый в СССР музей нефти. В городе возведена красивая Аллея Славы Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда. Здесь и поныне живут нефтяники и продолжают добывать чёрное золото. Поэтому я отдаю свой голос при выборе нефтяной столицы России именно Лениногорску, он этого заслужил, и в нём умеют хранить память.

Я родился в семье нефтяника-буровика и вырос в этом замечательном городе. В Лениногорске я окончил школу и отсюда уехал учиться в Москву в нефтяной институт. У нас с отцом произошло редкое совпадение. Он в 1970 году окончил заочно этот институт, а я в тот же год в него поступил. У отца было среднее техническое образование, накануне войны он окончил Сызранский нефтяной техникум, затем воевал на фронте. Демобилизовавшись, работал на буровых предприятиях в Куйбышевской области, в Муханово, а в 1952 году его перевели в Татарию, в будущий Лениногорск, на освоение молодого Ромашкинского месторождения и сразу же назначили директором конторы разведочного бурения. Отец днями и ночами пропадал на буровых, мы его дома редко видели. В таком режиме работали тогда все его коллеги. Бездорожье, отсутствие техники, слабое снабжение, высокая аварийность, отсутствие на первом этапе квалифицированных кадров требовали от нефтяников нечеловеческих усилий для выполнения плановых заданий. Коммунистическая партия умела строго спрашивать с руководителей выполнения поставленных перед ними целей. Это были крайне жёсткие сталинские времена. Нефтяную промышленность курировал лично Л. П. Берия. Да и последующие годы были не легче. Люди, особенно руководители, работали на износ. У отца просто не было в то время возможности получить высшее образование. А рядом с ним подрастали и проявляли здоровые амбиции молодые дипломированные инженеры. Мама неоднократно говорила отцу, чтобы он нашёл возможность получить высшее образование, и она была тысячу раз права. Но отец постоянно откладывал своё поступление в институт. Я взрослел и уже понимал тревогу мамы. Только позже, когда отца уже не стало, я узнал от его сестры, что отец после армии подавал документы на учёбу в юридический институт, но ему было официально отказано в приёме из-за того, что в его роду какой-то родственник, сельский житель, который был осуждён в 30-е годы за колоски. Видимо, этот страх получить очередной отказ в отце присутствовал бесконечно, и мы, его семья, об этом даже не догадывались. Только после того, как наступила хрущёвская оттепель и в Лениногорске был открыт филиал Московского нефтяного института имени Губкина, он пошёл учиться. Окончил он институт с отличием. Я хорошо помню, как у нас дома по вечерам после работы собирались великовозрастные дяди-студенты и делали домашние задания. В то время учился весь Лениногорск. Это было даже модно.

В нашем доме часто собирались компании сослуживцев отца, а о чём могли говорить за столом в ту пору нефтяники, да только о производстве. И я был свидетелем почти всех этих разговоров. Нефтяную буровецкую терминологию я познал ещё в совсем юном школьном возрасте. Очень часто отец брал меня с собой в поездки по буровым установкам. Это был своеобразный курс познания мною процессов бурения скважин. В ту пору буровые установки были совсем другими, и я не мог себе представить, как на них можно было работать 24 часа в сутки и в лютый мороз, и в дождь. Внешне, со стороны, буровые установки, если бы не торчащая вверх метров на сорок мачта, выглядели как огромные деревянные сараи. Контора, в которой работал отец, в своём составе имела даже пилорамный цех. Доски как раз и применялись для внешней обшивки бурового станка, чтобы создать внутри хотя бы какое-то подобие микроклимата. Особенно мне нравился процесс перетаскивания буровой установки с одной точки бурения на другую. Под установку на домкратах подводились специальные тракторные тележки-лафеты на гусеницах, и вышка в вертикальном положении при помощи колонны тракторов-тягачей по полям перемещалась на очень большие, до нескольких километров, расстояния. Это было захватывающее грандиозное зрелище. Помню, как-то раз один из буровых мастеров уговорил отца под свою ответственность взять меня с собой и подняться по крутой лестнице на балкон верхового рабочего. Я не помню, как туда поднялся, но очень хорошо до сих пор помню, как я оттуда, с этой верхотуры, спускался. Большего страха я в своей жизни не испытывал, а мне было тогда всего десять лет. Вот так по крупицам начинали формироваться мои нефтяные познания. И я безмерно благодарен отцу за то, что он не боялся мне показать настоящую мужскую жизнь буровика изнутри этой профессии.