Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Неубедимый

– У меня всё просчитано! Когда совпадут все нужные показатели – тогда я дам отмашку.

– Астролог! Чернокнижник! Алхимик! На костёр его, на костёр! – заулюлюкали боевые старушки.

– На костёр мы его всегда успеем, – рассудительно сказал Лёва, ударил пяткой мимо батареи и взвыл, – А вот что будем делать с книжкой, в которой про всех нас написано?

Константин Петрович сразу посерьёзнел и выставил защиту. Сёстры Гусевы, как почетный караул, встали по обе стороны от входной двери.

– Кто-нибудь успел уже полистать этот пасквиль? – спросил Виталик, выбираясь на середину приёмной – нога его уже отошла.

– Я вот сейчас читаю, – отозвалась со своего места Наташа, – Я там какая-то маленькая девочка на побегушках! А ты, Виталик, бабник и трепло гороховое. А Константин Петрович – жадина и всех несправедливо мучает. А Лёва…

– Я понял. Ты сейчас решила нам всем высказать то, что наболело. Со ссылкой, якобы, на литературный источник, – перебил её Лёва.

Наташа замолчала и снова уткнулась в книгу.

Воцарилась тишина. Где-то во дворе плакала чайка, заблудившаяся среди жестяных серых крыш. И тут дверь в коридор приоткрылась, и в приёмную проскользнул Шурик.

– Тут факс мне должны были… С поправками к корректуре, – пробормотал он, – Эй, а что это вы?

– Да вот. Думаем, как поступить с книгой, в которой про нас написано, – пояснила Наташа.

– А может ты, Лёва, сделаешь ей антирекламу? – предложил Константин Петрович.

– Антиреклама сейчас работает лучше, чем реклама, – отозвался тот, – Хочешь, чтоб эту книгу наверняка прочитали – давай, вперёд.

– Но нам же не обязательно с самой книгой что-то делать, – задумчиво сказал Шурик.

– Привет. Ты помнишь, что Кастор сказал? – с нажимом спросил Лёва.

– Привет. Помню. Он сказал, что тему исполнения желаний не стоит так афишировать. Но раз её уже афишируют, то я вижу только один выход…

– Переквалифицироваться в экстрасенсы? – мрачно спросил Виталик.

– Нет, – покачал головой Шурик, – Спрятать дерево в лесу. Довести ситуацию до абсурда. Забросать людей историями про исполнение желаний. Чтобы это уже в анекдот превратилось, чтобы никто даже не задумался – а вдруг такое бывает?

– Вот – сразу видно, хороший работник! – не удержался Цианид, – И обратите внимание – он вышел в приёмную, чтобы забрать факс. То есть – его сюда привёл служебный долг!

«Хороший работник» склонил голову. О том, что после летучки коммерческий директор – по какой-то незначительной причине – назвал его «Саша – сто рублей убытка» – он решил не напоминать.

– Решено! – подытожил Константин Петрович, – Распускаем слухи. Чем нелепее – тем лучше. Ответственные…Да вот, Лёва и Шурик.

– Есть! – козырнул Шурик. Ответственный – так ответственный.

– Разведчика, значит, кидают на передовую, – покачал головой Лёва, – А кто пойдёт в разведку к букинистическому деду?

– А в эту разведку пойду я! – отрезал коммерческий директор, – Вам ничего доверить нельзя.

– Вот тебе раз! – оторвавшись от книги, воскликнула Наташа, – Вы нам опять не доверяете?

– Ты же говорил, что тебе легче живётся и дышится? – напомнила Галина.

– Живётся – да. Дышится – да! Но я всё равно доверяю только себе.

– Точно, точно. Пусть Нострадамус к дедуле шкандыбает. А пока он ходит – мы тут выпьем, закусим, покурим, потанцуем, – потянулась Марина.

– Что это за разговоры? – грозно уставился на неё Цианид, – И что за отношение к делу? Ротозеи беспомощные! Сидят и в ус не дуют. Я как всегда больше всех переживаю, как будто мне больше всех надо!

– То, что ты больше всех переживаешь, говорит только о том, что ты больше всех переживаешь! – заявил Лёва, – А за переживание денег не платят.

Константин Петрович задумался.

– Штрафовать бы вас за то, что вы бесплатно мне нервы треплете, – неуверенно произнёс он, – Ладно, проехали. Я пойду, потому что я уже подготовился. Желаний невыполнимых у нас много, я посмотрел. Составил список. И знаете, какую закономерность нашел?

– Что за великим тобой никаких невыполненных желаний не числится? – предположила Галина.

– Почему же, числится. И великим свойственно ошибаться. А закономерность в том, что люди эти – для которых рак на горе должен свистнуть – хотят всего и сразу. У них и так всё хорошо. Им очень многое дано. Но им надо больше.

– Это, по-моему, в природе человека, – заметил Лёва.

– Нет, – вмешался Виталик, – В природе человека – совсем другое. Знаете, почему у человека две руки и две головы и жизнь относительно длинная, а у осьминога ногорук восемь, зато живёт он очень мало?

– Потому что природа любит, когда в ней царит разнообразие? – предположил Лёва.

– И это тоже. Но главное – потому что осьминог должен быстро-быстро схватить добычу, схватить любовь всей своей жизни, схватить в охапку детей, схватить задремавшую жену рыбака – и проделать с ними то, что ему велит инстинкт. Пока жизнь не закончилась. А человек может не спешить. Потому что, как сказано в условии задачи, у него только две хватательных конечности, а не восемь. Зато жизнь – длиннее. Сначала он, не торопясь, должен вцепиться в то из своих стремлений, которое к нему ближе. Рано или поздно он им насытится. И тогда – хвать следующее. И так – пока не перехватает всё, что ему полагается. Жизни на это как раз хватит, всё ведь с умом отмерено. Если же человек двумя своими коротенькими ручонками за раз попытается захапать всё и сразу – уронит, потеряет, надорвётся и останется ни с чем. А жизнь впереди ещё дли-инная. Впору в петлю, или в бутылку, или в другой скоростной экспресс, без остановок мчащийся к станции «Смерть».

– Помчусь и я, – подвёл итог коммерческий директор, – А вы тут без меня не шалите.

Константин Петрович вышел из особнячка Тринадцатой редакции и быстрым шагом двинулся в сторону Невского. Троллейбусы шли косяком – видимо, выше по течению рассосалась огромная пробка. Первый же троллейбус домчал его до Малой Морской улицы, где снова угодил в пробку. Зато высадил торопливого пассажира аккурат напротив нужного дома.

Константин Петрович спустился на несколько ступенек вниз, ещё раз сверился с адресом, написанным на клетчатом листке, отворил тяжелую деревянную дверь и вошел в полуподвальное помещение. Дверь за его спиной бесшумно закрылась. Ни бренчания колокольчика, возвещающего продавца о том, что пришел покупатель, ни даже лёгкого щелчка.

В букинистической лавке пахло, как в библиотеке, которую Костя часто посещал в средних классах школы. Запах старых книг не спутаешь с запахом новых – кажется, что с годами они набираются мудрости, и, например, «Евгений Онегин» 1964 года выпуска знает о жизни несравнимо больше, чем «Евгений Онегин», только вчера вышедший из-под типографского пресса.