Игорь Шабельников - Собачья радость

Двое мужчин в белых медицинских халатах и шапочках удобно расположились перед журнальным столиком в шикарных кожаных креслах приемной. Первый, можно сказать пожилой господин, с французской остроконечной бородкой и усами, седыми, пушистыми и лихими, в очках в золотой оправе, походил бы на доктора Айболита, если бы не длинная кубинская сигара, дымящаяся в его руке, и массивный золотой перстень. Второй, красивый и молодой, с умным лицом, с сильными, но ухоженными руками, перелистывал папку с бумагами. Не молодая, но сохранившая остатки былой красоты, секретарша с идеальной высокой прической и хорошей фигурой, в ослепительно-белом обтягивающем халатике, разливала кофе.

– Как у нас дела, Иван Арнольдович, – спросил пожилой.

– На этой неделе средне, – ответил молодой, – Абортарий и гинекология дают стабильный доход, стоматология в плюсе, а вот салон красоты едва покрывает расходы – клиентов мало, аппаратура дорогая, а зарплата персонала слишком высокая.

– Знаю, знаю. Не точи зубы на зарплату. Зарплата высокая потому, что специалисты первоклассные. А клиентов мало потому, что высокая конкуренция. И что мы можем предложить особенного – липосакция, лазерная коррекция, пластика – так это у всех.

Раздался стук в дверь, в приемную вошел человек средних лет с тонкой синей папкой в руках. На вошедшем мужчине был простой строгий костюм стального цвета, но материал, из которого сшит костюм, был очень дорогой, да и сшит он был безукоризненно – такой костюм можно купить, например, в Лондоне, или сшить у очень дорогого портного. Дорогие часы и сияющие блеском черные ботинки дополняли костюм.

– Чем могу служить? – сказал, поднявшись, пожилой. Молодой остался сидеть, явно не оценив костюма вошедшего.

– Профессор Преображенский, Филипп Филиппович? – с расстановкой спросил вошедший.

– С кем имею честь?

– Швондер, Юрий Михайлович, из комитета городского имущества. Я вам звонил.

– Очень приятно, – сказал профессор, протягивая и пожимая руку. В движениях говоривших людей не было поспешности, но чувствовалась этакая солидность, это насторожило молодого человека, и он тоже встал.

– Позвольте представить – доктор Борменталь, Иван Арнольдович, мой заместитель, – мужчины пожали руки, секретаршу никто представлять не стал.

– Присаживайтесь. Кофе, сигару? – профессор усадил гостя в кресло молодого, тот немного потоптавшись, уселся на диван напротив.

– Спасибо. Кофе.

– Зинаида Павловна, голубушка, ещё чашечку.

Секретарша без спешки подала чашку, налила кофе и улыбнулась гостю. Тот улыбнулся в ответ и благодарно кивнул. Молодой хотел встать и забрать свою чашку, но не решился. На выручку ему пришла секретарша, забрав чашку и передав ее молодому. Гость задержал взгляд на фигуре секретарши. Со спины ее фигура была безупречна, да и двигалась она грациозно.

– Ну те-с, чем могу служить?

– Филипп Филиппович, – начал гость, – По решению городской думы, для пополнения городского бюджета, арендная плата в следующем году будет увеличена в два-пять раз. Комитет не хочет получить марш «несогласных» бизнесменов в следующем году и заранее хочет провести разъяснительную работу, – гость раскрыл папку, – Вот копия решения городской думы.

– В пять раз, да вы нас без скальпеля режете! – вскочил молодой, едва не выронив чашку.

– Не мы, комитет лишь исполняет решения Госдумы города, – грустно сказал гость.

– Да мы и так еле концы с концами сводим!

– Помолчи, Иван Арнольдович. Юрий Михайлович, если комитет сам идет к «предпринимателю», то он что-то предлагает?

– Да, уплотниться, сдать обратно излишки площади.

– И это всё? Мы и сами можем сдать в аренду лишнюю площадь, – влез молодой.

– Субаренда городского имущества запрещена законом, – укоризненно сказал гость.

– А что, склад номер два уже как год пустует – отдать его, – не унимался молодой.

– Ну, вот видите! – радостно воскликнул гость, – а у нас есть заявка от Адвентистов Седьмого Дня – им как раз нужен «молельный дом».

– Боже сохрани, ко второму складу примыкает абортарий, зачем нам религиозный погром после первой же молитвы, – возразил профессор.

– Ну не знаю, не знаю, есть и другие варианты…

– Юрий Михайлович, вы сказали, что арендная плата будет увеличена в два-пять раз – от чего это зависит?

– Да, это будет зависеть от социальной значимости объекта и его положения относительно центра города. Вот, например, ваша «Новая клиника» – коммерческая организация…

– Ну, я бы не стал бы делать упор на слове «Коммерческая», прежде всего – «Клиника»! – сказал профессор.

– Но всё же – коммерческая!

– Подождите, Юрий Михайлович, а кто будет определять размер арендной платы?

– Совместная комиссия комитета имущества и горкомзема.

– Уважаемый Юрий Михайлович, пройдемте в кабинет, я бы хотел уточнить у вас кое-какие детали.

Гость встал вслед за профессором, профессор широким жестом открыл дверь кабинета: – Прошу.

Спустя полчаса дверь кабинета раскрылась, из неё под ручку вышли гость и профессор. Синяя папка гостя не была уже такой тощей, в ней появилась некоторая округлость.

– И горкомзем! – сказал гость, поднимая указательный палец.

– Я понял, понял, дорогой Юрий Михайлович, и горкомзем.

Гость и профессор, не замечая присутствующих, проследовали до двери приемной, где тепло распрощались.

– «Дорогой Юрий Михайлович», – передразнил с дивана молодой, отбросив журнал, который бессмысленно листал в течение получаса.

– Действительно – дорогой! – устало сказал профессор и плюхнулся в кресло. – Поганые дерьмократы. Сначала разворуют бюджет, а потом пополняют его за счет пролетариев.

– Это вы-то, пролетарий?

– Представьте себе, я – пролетарий умственного труда. Я работаю почти без выходных с утра до вечера. У меня через день операции и каждую неделю – лекции в медакадемии. Всё, что я имею, я заработал вот этими руками и своим умом. Если хотите знать, вот только сейчас наступает социализм – от каждого по способностям, каждому по уму.

– И ещё этих «Швондеров» приходится подкармливать, – сказал профессор, раскурив сигару.

– Дурацкая у него какая-то фамилия – Швондер!

– Надо же, а Борменталь – лучше?

– Лучше! Я сам её себе выбрал и сменил фамилию. Услышал где-то, понравилось.

– И отчество – Арнольдович – тоже сам?

– Нет. У нас в детском доме почти у всех были вычурные фамилии и отчества – сплошь тезки великих писателей. Один я был с простой фамилией – Булгаков, – ударение он поставил на последнем слоге, – Отчество сначала мне не нравилось, а потом привык, да и звучит как-то интеллигентно – Арнольдович.