Олег Кашин - Кубик Рубика

Тем летом Кашин сильно влюбился – случайно, на пустом месте. Зашел к Гале по какому-то делу, она спросила, голодный ли он, а он был голодный, и Галя поставила ему пельменей. Высыпала в кастрюлю, он стоял рядом и подумал, что, наверное, самое время полезть к ней целоваться – она удивилась, отскочила прямо прыжком в другой угол кухни, к холодильнику, но когда он тоже шагнул к холодильнику и еще раз полез к ней, она уже не возражала, и к пельменям он вернулся уже из спальни – из кастрюли пахло горелой собачатиной, вода выкипела, и есть это было нельзя, и он лег спать с Галей рядом голодный, а наутро сидели курили на балконе, она пересказывала ему фильм «Комплекс Баадер-Майнхоф», а он смотрел на ее педикюр и думал, да или нет – неуверенно решил, что да, но при этом был рад, что ему надо было бежать на интервью (у старого эстрадного певца, народного артиста СССР, обнаружился бизнес – лесопилка с военным контрактом на поставку ящиков для снарядов) – иначе бы утренняя неловкость затянулась на весь день, ничего хорошего.

Вызвонил ее вечером, когда, наверное, она уже тоже успела подумать «да или нет», и решила, что нет, потому что встретились уже не вдвоем, была компания каких-то общих и необщих друзей, и ему бы, в общем, сразу куда-нибудь слиться, но оказалось, он уже не может, и три месяца потом болтался в этой компании, и секса больше, конечно, не было, и смысла тоже не было, и даже если бы был, то вряд ли бы это ему помогло – так вести себя лучше лет в восемнадцать, а не когда тебе под тридцать, и теперь, вспоминая о тех трех месяцах, он думал даже не что-то подробно сформулированное, а что-то вроде «о черт», и если ему на что хватило тогда его взрослости, то только на то, чтобы решить, что вот доживем до дня ее рождения, это осенью, надо будет поздравить, и сразу же действительно закончить все это, хватит. От тех трех месяцев у него осталась верхняя половинка ее купальника, однажды той же компанией общих и необщих ездили в Серебряный бор, купаться, а потом к Кашину сушиться, и высохло не все, и он этот полукупальник повесил на гвоздик под потолком над своей кроватью, чтобы наглядно видеть, к чему он стремится.

Он, наверное, просто понимал, что мне именно сейчас надо влюбиться, потому что делать больше нечего и смысла больше ни в чем нет – так однажды уже было, он только что переехал в Москву, и деть себя было некуда совсем – газета, в которую он ехал, закрылась, а другую найти не получалось, жил у неприятных родственников, ни денег, ни идей, и была певица, у которой он брал интервью еще в своем родном городе, они туда приезжали на гастроли, и у Кашина остался ее телефон, он позвонил, она жила где-то под Москвой, договорились встретиться, и он поехал.

Ее город был – Кашину бы и в голову не пришло в него зачем-нибудь ехать, у города даже не было имени, зато был бетонный забор по всей городской черте и КПП на въезде. Не военный городок, но ЗАТО – закрытое административно-территориальное образование, главная база космических (он и не знал, что такие существуют) войск, и когда всех высадили из автобуса, и военный принялся проверять пропуска – кто домой, кто к родственникам, кто в гости по предварительному приглашению, – Кашин приуныл, но приунывшего всегда догонит, она всегда и везде откуда-то появляется, сердобольная тетка из местных; отвела за автобус и сказала, что если идти вдоль забора по той стороне, которая к лесу, то километра через три в заборе будет дырка, в которую нужно будет пролезть, и вот тебе все ЗАТО – внутри уже никто не спросит пропуска, все будет хорошо. Он послушался, пошел искать дырку, и через, может быть, полчаса, стоял уже у певицыного дома, звонил по телефону – ах здрасьте, здрасьте.

Наверное, уже действительно было слишком поздно, певица сказала, что ей надо спать, и что утром первым автобусом ей в Москву, и договорились, что и он тогда придет к автобусу. Ему это было уже важно, вообще ничего в жизни не было важнее, у него ведь вообще нет ничего, он совсем один, и есть только этот телефон, и тот непонятно зачем, и вот договорились встретиться завтра, и он подумал, что правильнее будет, дожидаясь ее автобуса, переночевать в лесу.

И он вышел из ЗАТО через ту же дырку в заборе, зашел в лес, сидел на каком-то пеньке, дожидаясь темноты, потом сидел в темноте, пел песню «Это было тогда, когда мы уходили из дома», потом еще ходил по лесу, потом стало совсем темно и неуютно, или даже страшно – лес, ночь, что он здесь вообще делает, и в какой-то момент сдался, вышел к трассе, сел на автобусной остановке, снова пел песню, местами даже не пел, а орал, потому что трасса шумная, потом около него, то есть около остановки, вряд ли в Кашине было дело, остановился «Камаз», из кабины выпала женщина в леопардовом, красивая, с ногами, но и с подбитым глазом, лет, наверное, тридцати, села с ним, – так, наверное, и выглядит судьба, – сразу рассказала, что просила водителя просто подвезти, а он неправильно понял и хотел секса, а она не хотела, и он разбил ей глаз, а если секса хочет Кашин, то дело, конечно, его, но у нее у бойфренда ВИЧ, и она его как раз сегодня бросила, но не поэтому, а потому что просто надоел, и ехала теперь к маме, которая где-то по этой дороге и живет, еще километров двести, и хотела у нее поужинать, но, видимо, уже не поужинает, а сегодня не ела, и вот нет ли у Кашина поесть? Кашин сказал ей вставать, повел ее к дырке в заборе, ночное ЗАТО не веселее леса, темно и безлюдно, но есть ночной магазин, и они купили копченую курицу и большую пластиковую бутылку пива; женщина в леопарде села с курицей на лавочке прямо перед магазином, Кашин открыл пиво, отпил и подумал, что ведь это все-таки ЗАТО, и что если по нему ходят патрули космических войск, то ему им нечего будет возразить, и позвал женщину с собой в лес, а она сказала, что должна доесть курицу, Кашин обиделся и ушел в лес с пивом сам, и допил его в лесу, и утром, наверное, от него отвратительно пахло пивом, да и лесом, но певице, конечно, уже было не до него, хотя в назначенный час они и встретились у подъезда.

Она была с папой, маленьким испуганным мужчиной, Кашину показалось даже, что она его бьет, но за это не поручусь, а что точно – орала, и когда папа убежал, она объяснила, что он проиграл все сбережения в казино, и влез еще в долги, и ей пришлось самой расплачиваться, отдала все свои концертные гонорары, – молодая певица, небогатая, – и ей теперь грустно, и она хоть и не против, что в автобусе Кашин с ней будет сидеть рядом, но надо договориться сидеть молча, потому что она сейчас не в том настроении, чтобы о чем-то разговаривать.

И они сидели в автобусе молча, и уже совсем у Москвы она вытащила из-за пазухи шоколадный глазированный сырок, протянула ему – Хочешь? – и он, как обещал, молча взял его, съел, был счастлив – Боже, Боже, все-таки я здесь не чужой, меня даже угощают сырком.