Лев Золотайкин - Елена

Потом вся эта муть постепенно рассосалась и в школе, и на улице.

К старшим классам мы стали уже вполне добропорядочными мальчиками и с девочками из соседней школы репетировали разную классику. Мой друг Генка так рвал из себя сердце Данко, что я падал со смеху, а учительница бросалась его успокаивать.

С естественным тогда волнением мы вступили в комсомол, а в десятом классе я даже был секретарем комсомольской организации школы.

В общем, учителя сумели нас увести от уголовной улицы.

Тогда и распространилось мнение, что после школы ребенок обязательно должен поступить в институт. Сразу образовались большие конкурсы, пройти которые стало как бы делом чести.

Студенческая жизнь мне очень нравилась. У нас образовалась неразлучная, развеселая четверка: Баграт Арутюнов, Саша Шрабштейн, Леша Сперанский и я. Студенты все веселые и в этом общем настрое мы успешно потешали свою группу, а на общих лекциях наши с Багратом стишки и разные хохмы развлекали весь курс.

А вот общественная жизнь нас совершенно не интересовала. Мы посмеивались над энтузиазмом старшекурсников и уклонялись от разных предложений, вроде сочинения программ тех же вечеров. Юмор по заказу не получался. Мы с удовольствием варились в своем окружении.

Конечно, на вечера мы ходили, смеялись на концертах, танцевали, но все наши групповые вечеринки проходили в городе, в основном на квартирах наших гостеприимных однокурсниц.

Правда, в студенческой газете напечатали несколько моих фельетонов под «загадочным» псевдонимом «З. Лев». Редактором газеты был однокурсник Елены Виктор Белицкий. Мы с ним встречались и после института, когда я баловался сочинительством, а он уже стал профессиональным журналистом. Так вот он просто давал мне материал и на пару часов запирал в своем кабинете.

А вот, если бы я не капризничал и ближе подружился со старшекурсниками, глядишь, и с Еленой бы познакомился.

Но опять нет.

И очень хорошо и правильно.

Любовь должна быть подготовлена. Как потом говорила Елена, копаясь в своей астрологии: «Все должно сойтись в месте и во времени».

Вспоминая институт, да и школу тоже, я удивляюсь, как много у нас было свободного времени. А сейчас все учащиеся очень перегружены и озабочены, впрочем, возможно не столько науками, сколько массой разных соблазнов и возможностей.

А мы жили в искусственной стране с естественно простодушной реакцией на предлагаемые обстоятельства.

Мы прогуливали, убегали с лекций, списывали все, что можно, пользовались конспектами старательных однокурсниц, но не были совсем уж шалопаями, а последнюю сессию я, вообще, сдал на «отлично», да еще с четвертого курса работал на полставки в институтской мостоиспытательной лаборатории.

Досуга-то хватало, а вот денег не было совсем.

Так что развлечения были самые дешевые: кино, выставки, иногда театр, по рукам ходило много интересных книг.

У одной девушки я выпросил «Библию» – огромное дореволюционное издание, и у меня хватило времени ее прочитать.

Баграт, у которого родители бывали за границей, и, вообще, он жил в «доме на набережной», приносил много джазовых пластинок.

А однажды мы с одной симпатичной однокурсницей попали на живой импорт. Это, когда к нам из Америки приехал мюзикл «Моя прекрасная леди».

Музыка, костюмы, актеры – все американское и на английском. Это было шикарно.

Еще в институте я стал поклонником известной тогда певицы Аллы Соленковой, ее удивительной красоты и чистоты серебряного голоса. Конечно, у подъездов я ее не ждал, но ходил на все концерты, благо пела она в Москве всего два-три раза в год, в зале Чайковского. Ну еще, в том же зале она пела арии Сольвейг в литературно-музыкальной композиции Всеволода Аксенова «Пер Гюнт».

Но я ухитрился попасть и на ее единственное выступление в Большом театре. В тот день оперой «Вертер» со слушателями прощался великий Сергей Лемешев. В зале светопреставление, поклонницы рыдают, голос певца тонет в криках и аплодисментах, шестидесятилетний юбиляр полноват для юного Вертера. Остальные солисты тоже были в теле и в возрасте. Среди них хрупкая Соленкова прозвенела своим колокольчиком и на этом ее театральная карьера закончилась, и вообще она как-то странно исчезла.

Еще одной культурной вехой для меня невольно оказался Леша Сперанский, вернее место его обитания. Прожив все детство в Барвихе, Леша, став студентом, поселился у своей тетушки, известной переводчицы Н. Дарузес. Его родная сестру оказалась у тетушки еще раньше, совмещая секретарские и хозяйские обязанности. Вот я и стал их частым гостем. Сама хозяйка скрывалась где-то в глубине квартиры, и я мог беспрепятственно пользоваться ее огромной библиотекой, где был и весь запрещенный тогда «серебряный век», и вся опальная литература 20-х и 30-х годов, и книжные новинки, которые тетушка получала как член Союза Писателей.

Так что за студенческие годы сильно поменялись мои авторитеты и, вообще, весь литературный табель о рангах.

Позже с книгами из этой библиотеки я успел познакомить и Елену.

Закончив институт, Елена получила распределение в подмосковный Мостоотряд, где уже работал ее муж, что и помогло им не уехать бог знает куда, а закрепиться около Москвы. Сначала это было общежитие в Спасе, в районе Тушино, потом квартира в Химках.

Елена четыре года отработала в Мостоотряде инженером технического отдела. Про эту свою жизнь она мне практически ничего не рассказывала, а я и не допытывался – дескать, что мне за охота слушать про ее радости без меня, хотя по своему отрядовскому опыту могу представить, что жили они на стройке весело, тем более в совсем молодые годы.

Потом у них произошла малопочтенная авария: во время монтажа рухнул пролет небольшого моста. Можно было такой казус пережить, но дело осложнилось гибелью рабочего, притом, что он долго лежал в реке, у всех на виду, придавленный бетонной плитой.

Отряд расформировали, и Елена оказалась в ЦПКБ.

Наверное, для Елены это была большая удача. С рутинной отрядовской должности она попала в организацию качественно иного профессионального и кадрового уровня.

Ну, и вообще – мы встретились.

Справка о ЦПКБ

Центральное Проектно-Конструкторское Бюро (ЦПКБ), потом Специальное КБ (СКБ), а еще позже уже институт «Гипростроймост» Главмостостроя – единственная в нашей стране организация, проектирующая способы постройки больших мостов.

Наши проекты так и назывались: сложные вспомогательные сооружения и устройства (СВСУ) для строительства больших и внеклассных мостов.

Работа уникальная и сложная, потому что большие реки очень разные, а еще широкие, глубокие и быстро текут.