Игорь Буторин - Афоня или путешествие тверского купца Никитина до Древа желаний. Сказка для взрослых

Ну, и чтобы, значит, не скучно было совершать путешествие к винным погребам Кавказа, а далее в Индостан, купил Афоня на ярмарке и с собой взял медвежонка со странным именем Зигмунд. Откуда у русского медведя такое иноземное имя никто точно не знал, но мишка был толковый и даже философствующий, потому ни размягчения мозгов и уж тем более томления духа, ни у кого его странное имя не вызывало. Терпелив русский человек к чужим недостаткам.

Не терял времени даром и дядя нашего героя. Понятное дело отправлял он племянничка за тридевять земель не из соображений заботы о родственнике. Нужны были Калистрату активы никитинского торгового дела. Когда затея с поездкой сладилась, стал он думать, как бы сделать так, чтобы Афоня из странствий не воротился.

По тем хоть и темным временам, а все ж порядок уголовный и наказания за душегубства, какие-никакие уже были, то есть могли и на плаху свесть, и кости переломать, и даже башку отрубить нафиг.

Опять же с другой стороны, размышлял Калистрат, вот так просто, за здорово живешь, лишнего попутчика на торговое судно не пристроишь, там все места заранее уже куплены. А с третьей стороны, имелся у Калистрата человечишко специальный для таких деликатных поручений. Был у него в доме холоп, уродец, карла. Карла, как карла – ростом невелик, весь какой-то сморщенный, бороденка густая и злой на весь белый свет, как Черномор. Это ж и понятно, если уродился человек лилипутом, то жизнь ущербная из тебя из-за твоего роста малого сама сделает человеконенавистника.

Однако у нашего карлы, кстати, имени его никто не знал и все окружающие, так и называли его – Карла, история была не так проста, как может показаться на первый взгляд. К Калистрату он пришел сам и буквально упросил его взять себя холопом в хозяйский дом. Калистрат тогда подумал, что просто мелкий человечишко ищет к какому надежному хозяину присоседиться, чтобы не обижали. Да и Карла оказался на удивление проворным малым – на ярмарке тырил деньги у зазевавшейся публики, вынюхивал и высматривал все, что могло пригодиться или угрожать хозяину, и потом ему же все разведанные аккуратно докладывал. Одним словом прижился он.

Со временем стал Калистрат давать ему разные поручения. Узнает, что какой купец собирается приобрести партию товару, так наш Карла наведается к нему в дом накануне сделки и украдет всю наличность, как бы она не была надежно спрятана, и кто бы ни был на ее охрану поставлен. Карла всегда находил неохраняемые тропки и умел разгадывать любые нычки. Сколько пакостей для прибытку своему хозяину наделал Карла никто не знал. Хоть и подозревали люди, что то или иное преступление не обошлось без его участия, но доказать никогда ничего не получалось. Через это стали опасаться, как самого Калистрата, так в еще большей степени его верного Карлу.

Видели Карлу и накануне смерти афониного отца, крутился он в доме. Что хотел или что искал было непонятно. Да и не до него было, когда хозяин при смерти. Хотя некоторые даже поговаривали, что имел он прямое отношение к вдруг пошатнувшемуся здоровью брата своего хозяина и его скоропостижной смерти.

Вот его-то и решил отправить Калистрат вдогонку Афоне для того, чтобы тот придумал, как извести молодого путешественника, чтобы потом его дядя, принял уже без всяких оговорок все торговое дело Никитиных под свое единоличное крыло.

Не ожидал Калистрат, что новое поручение – извести Афоню вызовет у Карлы такое воодушевление и, даже можно сказать, творческий подъем. Только услышал, сразу схватил свой саквояжик и устремился на пристань, даже денег на проездные билеты не взял, не говоря уже о командировочных.

Ну, оставим пока до поры до времени подлых людишек. Про них рассказ будет впереди. Нам интереснее рассказывать о нашем главном герое Афанасии.

Как положено на заре погрузились на судно. Афоня с Зигмундом на носу присели, чтобы вдаль светлую смотреть и вести философские разговоры за жизнь. Так и отчалили по Волге-матушке на юг.

Вначале путешествие шло ровно. Наши герои осматривали попадающиеся достопримечательности. На зеленых стоянках, пикники устраивали, песни пели. Зигмунд оказался не по годам приятным собеседником, но большим спорщиком и афонины постулаты подвергал всяческим сомнениям. Попытался, было Афоня рассказать про Ивана Грозного и его покорение Казани, так Зигмунд сразу заметил, что война та была гражданская, так как русский и татарин, что близнецы-братья, триста лет жили рядом и в зависимости от батальной удачи женами менялись. И так за время войн и набегов кровушка двух этнических групп перемешалась, что сей коктейль и есть единая общность – российский народ.

– А вера наша православная, как же? – ехидно возражал Афоня.

– Это все игры проповедников, – замечал Зигмунд. – Бог то он един, а слово его на землю принесли разные посланники: Иоанн, Иисус, Магомет и Будда. И каждый из них слово Господне передавал в устной форме, вот и закрались разночтения из-за вольностей в интерпретациях и переводах. Тем более что посты, монашество и прочие культовые ритуалы есть во всех религиях и если разнятся эти веры, то не очень-то принципиально.

Так за разговорами друзья-попутчики миновали спорную тысячелетнюю Казань с ее нефтяными качалками, бандитским Тольятти, где испокон веку делали никчемные тачки-телеги. Как и миновали вечные татарские угрозы про отделение, самоопределение и суверенитет.

Встали, как-то на зеленую стоянку около рва глубокого, что рядом с берегом великой русской реки проходил. Ну, как положено, то да сё, разложились, кто рыбачить пошел, кто по грибы-ягоды. А Афоня со своим другом косолапым достопримечательности отправились осматривать. Тут Зигмунд и спрашивает: «А какого, собственно, рядна, здесь кто-то ирригационные работы затеял, эвон какой рвище прокопал и вообще интересно – когда, воду в сей канал запускать намечено и куда та вода волжская пойдет, к какому городу, али народу? Уж не очередной ли великий проект по развороту рек наметился?» Жутко любопытный медведь попался.

Только было, Афоня рот открыл, пояснения дать, как вдали послышался конский топот, и по рву пыль заклубилась. А вскоре и три всадника различимы стали. Мерно так и чинно двигались они по дну этого канала. Лица у всех серьезные, озабоченные. Брови в кучку к переносице, спины ровные. Ни дать, ни взять – едет рать!

Афоня заулыбался, шапкой машет – сразу видно радуется.

– Здорово, – орет. – Братья пограничники! Айда к нам хлебосолить!

Старшой из витязей ладонью от солнца закрылся, обстановку оценил и скомандовал: «Привал».

И даже Зигмунду от всего увиденного стало понятно, что это первые русские пограничники: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович.