Анастасия Калинина - Снежный призрак

Будет весело после, быть может,
И свободно, как прежде, летать,
Только, веришь, тоска меня сгложет,
Черных мыслей безликая рать.

Вновь мое солнце гаснет.
Оно начинает мигать.
И нет ничего опасней,
Чем снова тебя терять.

Светлое это небо,
Не слышит моих молитв
Уснувшее око Феба [4] Феб – поэтическое имя Аполлона, бога солнца и поэзии. Так же иногда употребляется как второе название солнца.
Под барабан твоих битв.

Сколько еще легионов
Должно до утра сгореть,
Новых взойти Плутонов
В созвездии, словно медь?…

Чтобы в пылу сражений
Услышал меня опять,
Заговор искажений
Стану по ветру вплетать.

Звук шелестящих крыльев,
Пыль застилает глаза,
Слезы росою вылив,
Полем летит стрекоза.

Чего в тебе больше – никак не пойму я?
Не демон, не ангел, не черт и не бес…
То страшно заманчивый до поцелуя,
То вечно далекий прохладой небес.

Кажется вот, привставая на цыпочки,
Сейчас протяну тебе руку свою…
Ты вновь исчез, обрываются ниточки…
Я снова сгораю, стою на краю.

Ветер в лицо и растрепаны волосы,
Холодом колет бессильная дрожь,
Перед глазами от радуги полосы,
А между ребер зазубренный нож.

И не вдохнуть, не шагнуть и не выкрикнуть
То, что по венам трещит изнутри —
Все эти мысли взять бы и выкинуть,
Только твой голос мне шепчет: «Гори!»

Ищу забытые слова
О том, что было в то, что будет,
Чтоб обойтись без колдовства,
Без плагиата вечных судеб.

По улицам среди машин,
Витрин и личных разговоров,
Иду, не замечая спин,
И глаз, грозящих мне укором.

Промеж домов крадется маг —
Великий с у дебный вершитель —
Туманным дымом соткан фрак,
Его шагов не слышит житель.

Осенний вздох сорвет листы,
Все покрывая янтарями.
Я знаю, это видишь ты,
Пусть и с закрытыми глазами.

Гудки машин, свет фонарей
Размят пастелью на картине,
В затихшей комнате твоей
Шагну с холста в мир нот отныне.

Мой Ангел – след на водной глади.
Он одинокий и простой.
С открыток, что у тети Нади
Лежат в комоде за стеной.

Там ретро-дамы в белых платьях,
С печальной томностью очей,
Блестят улыбками в объятьях
У кавалеров-усачей.

Амуры над садами кружат
С колчаном полным жарких стрел.
Среди бантов из лент и рюшек,
Что оказались ни у дел.

Под пачкой писем в ссыльной Праге
Мой одинокий и простой…
Точеный профиль на бумаге
Взирает грустно, как живой.

Выплыло все так, как он говорил,
Все без вопросов и без сожалений.
Мой терракот на потертый винил,
Просто, без лишних ненужных сомнений.

Я не кляну и ни в чем не виню,
Каждый из нас молвил веское слово.
Только теперь я бреду к авеню —
Он заливает чернила по новой.

Вновь под каретку заправлен листок —
Новенькой жизни беленое поле.
Только теперь – он удавшийся Бог,
Я – падший ангел его доброй воли.

Что-то резко внутри опустело,
Стало тихо, мучительно больно.
Не болит занемевшее тело —
Просто пусто, слепо, безвольно.

Не шевелится тень за спиною,
И креста деревянного нету…
Передернет траву пеленою.
Вновь в туманы оденет планету.

Запах клевера в дождь обратится,
Неуверенно скрипнут ключи…
Сделав должное, сном растворится
Человек в изумрудной ночи.

Мистику надо читать на инъязе,
Хоть понемножку, хоть по чуть-чуть!
В каждой тягучей неведомой фразе
Тут проступает древняя жуть.

Много зависит от голоса древности…
Все же, выходит, как ни крути,
Хочешь, зови это клятвою верности,
Только Витдикты мне не проводи.

Мне так уютно живется в шкатулке,
Пусть это прах, он все же живой;
Найденный где-то в глухом переулке
Ни Жизнью и Смертью, любимый – тобой!

Засыпает небо темно-синим куполом,
Вновь застывший воздух веет тишиной,
Бисерные звезды в магазине куплены,
Тихо, как с подружкой, шепчутся со мной.

А луна пришита пуговицей белою
К бархату по ткани тонкою иглой,
Смотрит неотлучно, что же я там делаю,
Сидя у окошка в тишине ночной.

Ветер собираю, запахи цветочные
В маленькую амфору фей и колдунов,
Чтобы сны цветные, легкие, межстрочные
Легче составлялись из обрывков слов.

Дождь в чернила капает, аромат анисовый
Струйкою по комнате в сумраке парит.
На столе листочек мелко весь исписанный,
Рядом, как подарок, асфодель лежит.

Запах аниса и виды Лютеции
Маслянной краской на старом холсте —
Все это наши живые проекции
Скрытые в легкой эфирной мечте.

Узкие улочки, башни старинные
С каменной кладкой, ушедшей в века,
Готики шпили узкие, длинные,
Словно иголки вонзят в облака.

Мелькнут силуэты, лица знакомые
Смутно… когда-то… быть может, давно…
Неуловимые, часто влекомые
Сны о забытом французском кино.

Сломанный веер, рассыпаны бусы —
Жемчуг по полу как будто живой…
Может, у нас слишком разные вкусы
Этой дождливой июльской зимой?…

Открыта шкатулка – кольца, браслеты —
С тонкой руки одинокой такой…
Что с нами сделали совесть, запреты
И напускной бутафорский покой?

Ленты, корсеты и запах аниса —
В спешке разбитый флакончик духов.
Кто вы, милашечка, прима-актриса?
Фея из самых запутанных снов?