Елена Поддубская - Такая роковая любовь. Роман. Книга 2

– Наверное.., больше половины бутылки, – произнёс обвиняемый медленно и закончил, – потому, что Лариса тоже выпила свои полстакана.

– Вы хотите сказать полбокала? – грубо поправил Соев.

Кравцов, сбившись с мыслей, кивнул:

– Полбокала.

– А вы?

– И я полстакана, то есть полбокала, – стушевался Николай не столько от замечаний адвоката, сколько от собственного косноязычия.

– Значит, в момент, когда вы ушли из кухни, на столе должно было оставаться где-то около пол-литра? – быстро подытожил Соев.

Кравцов пожал плечами:

– Да, где-то так.

Дождавшись занесения ответа подозреваемого в протокол опроса, Соев обратился к присяжным заседателям:

– Уважаемые господа, не сочтите меня за зануду или буквоеда. Данный вопрос может иметь в последующем очень важное значение. Тем более, что у следствия есть всего лишь одна версия, и другой услышать не от кого. Вполне может быть, что на деле всё было вовсе не так, как только что рассказал нам господин Кравцов. Может быть, после того, как Лариса Фёдорова призналась, что знает о любовной связи своего мужа с Анной Керман, господин Кравцов, понимая, что это грозит ему разводом, решил покончить с ней?

– Чего? О какой любовной связи? – Николай нервно закусил зубами край усов с одной стороны. Адвокат Рябов резко встал с места с обращением:

– Это провокация, ваша честь! Я приношу протест.

– Протест принят, – тут же согласился судья, – Господин обвинитель, потрудитесь оперировать конкретными фактами, а не собственными предположениями. С тем, чтобы не навязывать ваше мнение суду.

Соев покорно сложил ладони:

– Хорошо, ваша честь.

Он знал, что его предположение способно определённо воздействовать на решение присяжных даже несмотря на то, что судья попросил оставить его без внимания. Так уж устроен человек, и Соев, как хороший психолог, знал, что память ярче удерживает то, что подверглось сомнению. К тому же, подобный трюк нередко использовался его коллегами именно для привлечения внимания присяжных к той или иной детали в обвинении. Вот почему теперь, влив в уши слушателей свою мысль, Соев принялся развивать её, тонко маскируя при допросе:

– У меня несколько вопросов к обвиняемому. Скажите, господин Кравцов, лекарство «Барбамил», которое послужило орудием смерти гражданки Фёдоровой, было предписано вам врачом?

– Да. Моим психотерапевтом, – за время перепалки между судьёй и Соевым Николай успокоился и отвечал конкретно, не вдаваясь в лишние детали. Так, как учил Рябов.

– Когда и почему?

– Я – технический директор. Это всё время напряжение. Приходится много работать с компьютером, создавать новые проекты. Осенью прошлого года, я понял, что не могу нормально спать. Снились кошмары. Я просыпался уставший, с головной болью. И потом целый день был вялый, – отвечая на новый вопрос, Николаю наконец-то удалось взять себя в руки и сосредоточиться, – У одного из моих коллег было такое же. Он посоветовал мне сходить к психотерапевту. Я пошёл. Врач сказал, что это – умственное переутомление. Нужно лечить. Иначе может быть истощение нервной системы.

Было заметно, насколько тяжело дается обвиняемому припоминать умные слова, способные придать солидности и ему самому, и его речи. После каждого ответа Кравцов поспешно вытирал лоб платком, который теребил в руках. Заметив это, Соев ухмыльнулся и что-то мимолетом занёс в свою тетрадку-блокнот.

– И что же: ваш врач назначил вам столь сильное лекарство вот так сразу? – Въедчивый голос Соева таил непонятную тревогу.

– Нет, – припомнил Кравцов, – Он дал мне сначала «Люминал». Но у меня печень не очень, а « Люминал» при болезнях печени не советуют. И потом, он помогал мне не всегда. Поэтому, через несколько недель я снова пошел к врачу и попросил что-то другое. Тогда он выписал мне «Барбамил».

Соев выразил откровенное удивление, опять артистично и тонко, для публики:

– И вы, будучи сильным аллергиком на целый перечень наименований, от пыльцы злаковых до шоколада и клубники, согласились вот так запросто принимать препарат, вызывающий сильную зависимость и даже, при высоких дозах, наркотическое действие?

Николая эта деталь не впечатлила:

– А что мне оставалось делать? – мужчина посмотрел на присяжных, – От «Люминала» я был сонным и раздражительным. Я сказал это врачу. Он посоветовал поменять снотворное.

Соев выслушал объяснение Кравцова с таким видом, словно заранее знал его, и стал методично опрашивать дальше:

– Скажите, господин Кравцов, данное лекарство вы принимали ежедневно?

– Первые два месяца ежедневно. Потом – по мере необходимости.

– А в каких дозах?

– По одной или по две таблетки. Это зависело от формы выпуска.

– Уточните про формы выпуска, пожалуйста, – глаза Соева заблестели, как у вора при виде золота.

Кравцов пожал плечом:

– Пожалуйста. Есть пачки по шесть таблеток по ноль одному грамму, есть по ноль два грамма.

– Пачка, найденная в квартире Фёдоровой в день её смерти, была расфасовкой в ноль, запятая, два грамма?

– Да.

– А в предписании врача рекомендовано лекарство меньшей концентрации.

– Я знаю. Но в аптеке такого не было. Мне предложили или купить по ноль два грамма, или прийти в другой раз. Я взял то, что было.

– И при этом вам объяснили, что вместо одной таблетки теперь нужно пить только половину, а вместо двух таблеток – одну?

Кравцов кивнул.

– А вы знали, что большая доза этого лекарства способна вызвать летальный исход? – последние слова были произнесены адвокатом Соевым с акцентом на них.

Николай пожал теперь уже двумя плечами:

– Так… это… даже витамины могут быть ядом, если тонну съесть. Разве не так? – Кравцов вновь посмотрел на присяжных, ища поддержки.

Соев встал перед подозреваемым, загораживая пространство, насколько это было возможно, и удерживая внимание Кравцова на себе:

– Так-то это так. Но данное лекарство входит в список особо опасных. Врач вам про это говорил?

– Да.

– А он объяснил вам как принимать лекарство?

– И он. И в аптеке, – Николай успокоился совсем. Казалось, вопросы задаются только для информирования присяжных, посвящённых в суть дела поверхностно. Соев кивнул согласно и попросил:

– Тогда расскажите это нам.

– Если хотите. Эти таблетки нужно растворять в воде.

– Правда? И какой же у них вкус, запах?

– Запаха – никакого. А вкус? – Кравцов замялся, – Немного горьковатый.

Соев стоял совсем близко и улыбался, как хороший приятель:

– Этот вкус характерный или, если таблетку растворить не в воде, а в соке или, скажем, в вине, то возможно и не почувствовать на вкус наличие препарата в напитке?

Рябов вновь поднялся, заставив Кравцова снова заволноваться.