Борис Березовский - Исполнение желаний

Обсудив вопрос о том, где взять нужную сумму – дома таких денег, разумеется, не было, – Кирилл Аркадьевич проводил жену до лифта и, вернувшись в палату, попробовал читать. Но ничего не получилось. Ни детективы, ни мемуары, ни даже новые книги Дины Рубиной и Людмилы Улицкой, принесенные женой, в голову не лезли. У Кирилла Аркадьевича внутри роились лишь воспоминания. «Ну, конечно», – он вяло улыбнулся, вспомнив анекдот про чукчу, поступавшего в литературный институт, но не хотевшего быть читателем, а хотевшего стать писателем. «Вот и я туда же», – усмехнулся Кирилл Аркадьевич, понимая, в то же время, что от писательской затеи, застрявшей в его мозгу как заноза, он никуда теперь не денется.

«Но с чего же начать? – он почесал в затылке и, в который уже раз, задумался: – Может быть, действительно, с моего первого инфаркта?»

Тот инфаркт стал для него своеобразным поворотным пунктом, многое изменившим и в его сознании, и в укладе его жизни. Он впервые задумался о смерти, как о чем-то реальном, в любой момент могущем коснуться и его самого, и близких ему людей; стал замечать, что думает о тех, по сути философских, вопросах и проблемах, которые раньше его совсем не волновали: о смысле жизни, о предназначении человека в этом мире, о том, что сам оставит после себя на земле. Да и на многое иное он стал смотреть совсем по-другому, чем прежде.

Но, так или иначе, в одном он был уверен без сомнения – в том, что причиной инфаркта послужили не только ишемическая болезнь сердца и сосудов, подкравшаяся незаметно и бесшумно, но и то огромное нервное напряжение, которое было связано со многими предшествовавшими инфаркту событиями.

Кирилл Аркадьевич зримо припомнил, как на днях, во время очередной уборки, Анна Никитична безапелляционно заявила: «Все сурьезные болезни – от нервов. Конечно, есть болезни попроще – так те от пьянства и блуда. А если сурьезные – точно от нервов».

«И не оспоришь нянечку, – подумал он, – конечно, и у меня от нервов. Ну, не от пьянства же, и не от блуда», – уж сам-то о себе Кирилл Аркадьевич прекрасно знал, что лет уже пятнадцать он, кроме капли виски, ничего не пил, а его контакты с женщинами, по крайней мере после женитьбы, в большинстве случаев были скорее воображаемыми, чем реальными.

Он стал припоминать тот год и все события, предшествовавшие первому инфаркту.

1999 год, как и следовало ожидать, был объявлен годом А. С. Пушкина. 200-летие со дня рождения великого поэта готовилось отмечать едва ли не все прогрессивное человечество. Издательство Кирилла Лавровского, вкупе с близкими к издательству писателями, критиками и поэтами, решило внести свою лепту в общий праздник и выступило с идеей проведения в Санкт-Петербурге Международного съезда поэтов. Другими словами, пригласить в Санкт-Петербург на пушкинские дни двести поэтов – как российских, так и русскоязычных, живущих ныне в разных странах мира. Идея была поддержана в аппарате губернатора В. А. Яковлева, но в Комитете по культуре средств на проведение такого съезда не нашлось. Тогда с просьбой о финансировании обратились в Москву, в Государственную комиссию по празднованию юбилея. Судя по всем признакам, выходило, что отказа не будет.

Созданный в те дни оргкомитет, помимо разработки программы и дизайнерского оформления съезда, в кратчайший срок нашел искомые адреса и на свой страх и риск разослал приглашения всем двумстам поэтам. Оставалось только ждать ответа Госкомиссии и подтверждения от приглашенных поэтов о согласии приехать и принять участие в съезде. Решение же проблем размещения, питания и культурной программы для гостей было отложено до выяснения объема финансирования, так как от выделенной суммы зависел и уровень приема.

Время шло, а ответа из Госкомиссии все не было. Уже начали поступать подтверждения от приглашенных, неизменно сопровождаемые горячей благодарностью; уже занервничали отели, отказывавшиеся бесплатно продлевать бронь; а оргкомитет, практически возглавляемый Кириллом Аркадьевичем, так еще и не знал, дадут ли на съезд деньги или нет. Наконец, Москва откликнулась, но откликнулась таким же образом, как в одном еврейском анекдоте ребе ответил плотникам, стелившим в его доме пол. Плотники пришли к нему и спросили: «Ребе, мы не знаем – строгать доски или нет? Если строгать – то может быть скользко, а если не строгать – то будут занозы». Ребе подумал и ответил: «Строгать, но струганным – вниз». Таким же образом ответила и Госкомиссия: идею поддерживаем, поэтов принимайте, но денег на съезд нет; ищите спонсоров и желаем удачи!

Надо было видеть Кирилла Аркадьевича и его команду в тот момент. Все они походили на загнанных лошадей, на полном ходу споткнувшихся о непредвиденное препятствие. Но, в общем-то, они и сами были виноваты. Ведь никто не давал гарантий, что Госкомиссия выделит средства. Просто всем казалось, что уж такую гениальную идею не поддержать невозможно, а сроки, как всегда, поджимали.

Председатель Комитета по культуре лишь посочувствовал, сказав:

– Не стоит так переживать, Кирилл Аркадьевич. Все обойдется. Главное – здоровье! – как в воду смотрел…

В принципе, Кирилл Лавровский не был настоящим бизнесменом. Он часто ввязывался в дело, отвечавшее его представлениям о прекрасном и необходимом, но без реального учета конъюнктурных обстоятельств. Особенно ярко это сказывалось на его умении, а точнее, неумении, торговать своим товаром. Елена Степановна Самохватова, директор одного из крупнейших книжных магазинов, – веселая, всегда уверенная в своей правоте женщина – как-то ему сказала:

– Нет, не умеете вы продавать книги, любезнейший Кирилл Аркадьевич. Ну зачем вы хвалите товар конкурентов? Кто же так делает? С вашей, так сказать, интеллигентностью вы далеко не уедете. Вот представьте, что вам надо сесть на лавочку, на которой уже кто-то сидит. Вы, конечно, скажете: «Извините, пожалуйста! Не сочтете ли за труд чуть подвинуться, чтобы и я мог присесть?» Ведь так? А надо: «Вали отсюда, козел, и чтоб я тебя здесь больше не видел!» – довольная удачно найденным, как ей показалось, примером, Елена Степановна заразительно рассмеялась. – Издатель-то вы, Кирилл Аркадьевич, хороший, даже талантливый, а вот торговец, извините, никакой! Товар надо втюхивать! Всем! Но не мне, – улыбнулась всемогущая директриса. – Мне втюхивать не надо, не получится.

Однако ситуация со съездом поэтов действительно сложилась аховая. Все ходили как в воду опущенные, понимая, что надо садиться за компьютеры и писать извинительные письма с отказом. Но на это как-то руки ни у кого не поднимались. Так прошло несколько дней. И вдруг, как гром с ясного неба, раздался звонок из Законодательного Собрания. Милый женский голосок полуутвердительно спросил: