Анатолий Рубин - Иван Таранов

– Да интересно, целая наука.

Анна Борисовна тоже внесла свою лепту в рассказ Таранова.

– Послушайте, Иван Михайлович, может вам пригодится, но я тоже кое-что знаю про пиво.

– Это что вы имеете в виду?

– Различные маски и кремы на основе пива способствуют разглаживанию морщин. Например, ложка меда на кружку подогретого пива – и простуду как рукой снимет. Ополаскивание волос пивом после мытья быстро избавит от перхоти и придает волосам шелковистость.

…Тем временем, солнце склонялось к западу и стремилось озарить всю террасу дома Ракитских, ― оно вонзало неяркие лучи в промежутки холстинных занавесей. Как-то само собой оказалось, что Иван Михайлович вышел вместе с Шурочкой в сад на прогулку. Ее белые щеки румянила задумчивая улыбка.

Во дворе, среди фруктового сада, как раз против заднего крыльца дома, была красивая, длинная, с резными украшениями беседка, открытая только с лицевой стороны. Она вся была обвита диким виноградом и плющом.

Они гуляли по дорожкам сада.

– А вы знаете, яблони тоже слышат? – произнесла она.

– Как это?

– Вот представляете, у нас тут росло несколько молодых яблонь. Среди них есть китайка. Все зацвели, а она все никак. Прошлой осенью Аркадий Андреевич ней подошел и говорит: «Все, если на следующий год не зацветет, срублю топором». И представляете, этой весной она зацвела самая первая.

– Да, интересно в природе устроено. В ней много тайн и загадок.

– Иван Михайлович у вас есть ахиллесова пята?

– Боюсь пчел и больших собак. Еще одна слабость ― очень люблю сладкое.

– Вот бы не подумала! А вы знаете, мне вчера приснился Пушкин.

– Какая вы счастливая, мне он никогда не снился. Хотя мне особенно нравятся строки:

― Какой вы, однако, лукавый. Можете поддеть простую девушку. Расскажите лучше про себя. Мне это интересно.

– Что же мне рассказать о себе? Даже не знаю.

– Ну, вот какие у вас есть желания, например?

– Вообще меня нестерпимо влечет путешествовать, чтобы узнать, как варят пиво в других странах.

– Куда же, например?

– Особенно тянет в Индию, в Австралию, на Камчатку и даже на Луну.

– На Луну?

– Да на Луну, когда пустят туда первый снаряд-ракету, а я думаю, что это будет скоро.

– Ой, какой вы фантазер?! Или может быть, смеетесь надо мной?

– Зачем мне смяться над вами. Попрошусь в качестве первого пассажира от Земли и отвезу туда свое пиво. Пусть луняне его попробуют, и если понравится, мы его будем туда доставлять снарядами – бочками…

– Нет, вы точно настоящий фантазер!

Потом стояли, и улыбались, и доверчиво глядели друг на друга. На ее лицо падали лучи заходящего солнца, и под ними оно казалось еще румянее. Доверчивы были ее глаза, но сквозило в них тревожное, робкое выражение. Ее пальцы слегка вздрагивали.

– Вам холодно, ― спросил Таранов и взял ее тонкие пальцы. Они были холодны.

На что она прошептала ему:

– Тепло… Мне уже пора.

– Как жаль.

– Мне тоже.

– Обещайте, Иван Михайлович, что приедете на следующей неделе? Как раз Милена со Станиславой должны приехать. Обещаете? Мы с вами так редко видимся!

– Обещаю, ― произнес твердо Таранов.

Неделя пролетела быстро в делах и заботах и была лишь отмечена тем, что в Тарановку заезжал Разгуляев.

Днем во время обеда собака во дворе злобно зарычала, пару раз гавкнула. Потом неожиданно в подоконник открытого окна раздался неприятно-резкий стук палкою. Таранов аж вздрогнул. Досадливо нахмурился, вытер губы салфеткою и подошел к окну.

– Дома, дружище? – узнал он голос Разгуляева.

Таранов сделал вид, что очень рад, и отвечал:

– Дома, дома. Ну, что ж вы там, Пал Палыч, стоите, заходите без церемоний!

– Обрати внимание, собака при виде меня сама уходит в будку.

Во дворе была огромная злая собака. Когда приезжал Разгуляев, собаку поначалу загоняли в будку, чтобы она не лаяла. Потом при виде Разгуляева собака по собственной инициативе пряталась в будке. Того это очень забавляло.

Разгуляев проворно взбежал на крыльцо. Красное с испариной лицо его казалось измятым. Маленькие глазки были заплывшими. Голос у него сегодня был хриплый. Скинув с себя плащевую накидку, он сел к столу.

– Водка есть? ― оживленно спросил Разгуляев.

– Как не быть! Пелагея принеси графинчик с водкой.

– С утра не выпил ― день пропал, – произнес гость, потом опрокинув еще стопку, потянулся за закуской. ― Эге, у тебя огурцы! Славные! И редиска, ― еще лучше.

Таранов налил еще стопку.

– Что, Пал Палыч, трубы горят?

– Горят.

– Ездили куда вчера?

– В том-то и дело, что никуда. Сидел дома и трескал водку.

– В компании какой-нибудь?

– Один, брат, по-фельдфебельски. Столько вызудил, что и вспомнить скверно. Моя мечта выпить столько, сколько я не могу выпить физически.

– Это Пал Палыч невозможно. Смешно даже говорить.

– Вся моя жизнь ― смешной случай.

– А сейчас пьете с горя или с радости?

– С раздумья, дружище. Если бы я не пил, ничего в этой жизни не понял!

– Ой ли?

–Знаешь, что самое ужасное в жизни?

– Откуда!?

– Самое ужасное ― это когда выпить не с кем. И не потому, что вокруг никого нет, а потому что все эти люди совершенно не подходят для такого ответственного мероприятия!..

Между тем, Таранов сдержал обещание данное Шурочке и спустя ровно неделю приехал в Березовку.

Все семейство Ракитских собралось в беседке в саду. Сам Аркадий Андреевич возглавлял эти посиделки.

– В прошлый раз вы, Иван Михайлович, угощали нас. Теперь наша очередь, – и Аркадий Андреевич распорядился принести бутылку вина с бокалами.

Беседа тем временем текла на разные темы. Сначала говорили о погоде. Какая капризная она в этом году и непредсказуемая.

– А что, у вас в Тарановке местные, Иван Михайлович, говорят про погоду? ― обратилась к нему супруга хозяина.

– Что говорят, не знаю, а вот недавно один германский доктор сделал интересное открытие относительно предсказывания погоды телеграфными и телефонными воздушными проводами.

– И каким же образом?

– Он пришел к тому выводу, что более или менее сильный шум телеграфных проводов указывает на худую погоду.

– Что вы говорите! Вот что значит наука! ― воскликнула она.

– А что думать, друзья мои, ― вдохновенно проговорил Ракитский, ― наука и знания сейчас находятся в состоянии эволюции, и прогресс в этом отношении совершается с поразительной быстротой: то, что вчера считалось последним словом, ― сегодня является анахронизмом, гениальное изобретение прошлого делается посредственностью настоящего и ничтожеством будущего. Так, еще недавно человечество гордилось, что оно опутало земной шар сетью проволок, а теперь эти бесчисленные провода сменяются воздухом, несущим через моря, горы, леса человеческую мысль, трепещущее человеческое слово! И теперь в умах многих людей зарождаются идеи, осуществление которых возможно лишь в будущем.