Ирина Саврина - Рига – Тукумс

Я представляла себе Прибалтику, как что-то на полпути к Европе, а из европейских стран к тому времени была только в Швейцарии, а Наташа – в Германии, прямо скажем, не самые выгодные для Латвии эталоны для сравнения. Мне виделись аккуратные домики, выполненные в одном стиле, с полисадничками и свежевыкрашенными заборчиками. Ничего подобного мы не увидели: разномастные дома с подворотнями, покосившиеся заборы, разбитые дороги. Люди отсутствовали. В такую погоду хороший хозяин собаку не выпустил бы из дома и только мы самоотверженно брели по незнакомым улицам в поисках какой-то там площади с номером дома 1. На площади оказался всего один дом, а остальное являло собой страшного вида бараки и нежилые строения. Дом был одноэтажный, изрядно покоцанный, наполовину вросший в землю. Драная дверь по-видимому вела в, так сказать, подъезд. Внутри тоже была одна дверь, которая являлась нужной нам квартирой 1. Где были остальные квартиры, осталось загадкой.

Мы перевели дух и постучали. На пороге появилась сияющая Модрита, как всегда бодра и весела. Она радостно пригласила нас войти. То, что мы увидели внутри повергло нас в еще больший шок. Скажу честно, что для меня – девочки, родившейся в центре Москвы на Плющихе, было несколько неожиданно, что так живут люди. Причем не какие-то там «последние» люди, а человек с высшим образованием, увлекающийся театром и пишущий об этом статьи.

Комната площадью метров десять, в которой мы очутились, служила одновременно и прихожей, так как на стене висела вешалка, и кухней, судя по располагающейся в углу своеобразной печке с конфорками, и ванной, о чем свидетельствовало металлическое корыто в углу. Позже я видела такую печь в этнографическом музее Бривдабас, на окраине Риги. Там воспроизведен традиционный быт латышских крестьян из четырех земель Латвии. Надо сказать, что в смысле условий быта жизнь Модриты не сильно отличалась от ее далеких предков. Мы ошалело разделись и проследовали за Модритой дальше в «квартиру». Тут была еще одна комната метров восемнадцать-двадцать, разделенная большим старым шкафом, стоявшим не вдоль стены, а поперек. Окно выходило на ту самую безлюдную площадь, и каждый прохожий, если бы он там был, мог бы легко заглянуть внутрь. Кругом все было завалено вещами: кипы журналов и книг лежали на тумбочке, на шкафу, на полу, под столом и под диваном, который стоял за «поперечным» шкафом. На столе стояла небольшая печатная машинка, а в углу на плечиках, зацепленных за крюк, висело затхлое театральное платье. По-видимому, в свободное от написания статей время Модрита играла в народном театре какую-нибудь там Дездемону.

Как настоящая гостеприимная хозяйка, Модрита пригласила нас к столу. В старинном чугунке на той самой странной печке с конфорками она приготовила рыбу под названием «ледяная». Это были мелкие рыбешки, напоминающие селедок, потушенные в оригинальном соусе. Непривычная еда оказалась на удивление вкусной. В Латвии, как и в любой другой морской стране, с большим уважением относятся к рыбе, и можно сказать, что именно там произошло мое первое незамысловатое знакомство с «морепродуктами». После обеда у нас возник вполне естественный вопрос: «А где же туалет?» Модрита радостно выдала нам небольшой ключик на веревочке и сказала:

– Выйдете во внутренний двор, там в конце три деревянные кабинки, средняя – наша. Не забудьте после опять закрыть на ключ. Да, и не пугайтесь, там во дворе цыгане. Они здесь живут.

Мы с Наташкой озадаченно вышли в дверь напротив «парадной». Перед нами предстал небольшой внутренний дворик, посреди которого в спальных мешках, накрывшись какой-то ветошью спала кучка, группка, даже не знаю как назвать, но уж точно не табор цыган. Падающий сверху снег с дождем их нисколько не смущал. Мы пробрались к кабинке с «очком», перешагивая прямо через них. Очень непривычные ощущения, скажу я вам. Но, слава Богу, все прошло без осложнений.

Стали думать, как провести остаток дня. Перспективка просидеть еще два дня в этой дыре была, прямо скажем, безрадостной.

– Пойдемте в гости! – предложила неутомимая Морита. – У моей подруги есть сын приблизительно вашего возраста, ему 21 год и он работает в милиции. Я познакомлю вас, и вы отлично проведете время.

Приехать в Латвию, чтобы провести время с ментом, – это, конечно, прикольно, но с другой стороны это же латышский мент, а это уже может оказаться забавным. Мы отправились в гости.

Илгварс, так звали молодого милиционера, жил вдвоем с мамой, милой и доброй женщиной, в типичной пятиэтажке. На фоне Модритиной, простите, халупы трехкомнатная квартира в пятиэтажном кирпичном доме казалась роскошью. Кроме того, меня просто потрясла печь-голландка в углу, украшенная сине-белыми изразцами. Центрального отопления в доме, по-видимому, не было. Мы попили чай, поговорили о том о сем, одним словом, вели себя как приличные девочки.

Собственно, Илгварс не произвел на нас никакого впечатления. Молодой человек средней наружности и, судя по всему, таких же способностей. Он же очень оживился в связи с нашим приходом: еще бы, наверное, в этой глуши редко появлялись новые лица, забавно по-провинциальному краснел, когда мы к нему обращались, и явно пытался понравиться. Он хотел сразить нас наповал и предложил покататься на милицейской «пятерке» по городу. Его друг как раз дежурил в этот вечер, а так как громких дел явно не намечалось, можно было безболезненно покружить по улицам пустынного Тукумса с двумя московскими цыпами на заднем сиденье. Так мы и провели остаток вечера, слушая пошлые шутки русского друга Виктора и раздухарившегося в отсутствие мамы Илгварса. Кстати, как позже выяснилось, Илгварс переводится, как «долго может». Мне вообще нравятся латышские имена и фамилии. Они в большинстве своем не носят христианских корней и именно поэтому наполнены вполне конкретным смыслом.

«Могучий» Илгварс начал явно оказывать мне особые знаки внимания. Как это часто бывает в жизни, у особенно неуверенных в себе и закомплексованных мужчин в поведении с противоположным полом гораздо чаще прослеживается пошлость и некоторая грубость. Почему это так, остается для меня загадкой и по сей день. Илгварс относился именно к этому типу, чем вызвал быстрое отвращение, но из уважения к Модрите мы согласились встретиться с ним и на следующий день.

Модрита уложила нас спать на полутораспальный диван за шкафом. Сама же ловко извлекла откуда-то раскладушку и поставила ее по другую сторону баррикады. Я точно помню, что она погасила свет, и, по крайней мере я мгновенно провалилась в сон. Проснулась я среди ночи и не сразу поняла, где я, и что происходит. За шкафом, в большей половине комнаты горел довольно яркий свет и оттуда раздавались характерные звуки. Это Модрита сидела за столом и стучала по клавишам печатной машинки. Поистине, вдохновение приходит в самые неожиданные моменты. Наташка, естественно, тоже проснулась, и мы проворочались почти до утра. Потом Модрита куда-то ушла, и мы проспали до обеда.

Читать дальше