Николай Семченко - Шотландская любовь по-французски

Это зеркало, казалось, неотрывно следило за каждым движением Сергея, впитывало в себя малейший жест, вбирало все нюансы мимики, подглядывало за ним, когда он спал, сидел, читал или ходил нагим по толстому ворсистому ковру. После душа или ванны он обычно не вытирался – предпочитал, что называется, принимать воздушные ванны: где-то вычитал, что так можно укрепить иммунитет против всяких простуд. А то надоело, чуть ноги промочил или надышался морозного воздуха – сразу ап-чхи да ап-чхи, температура, кашель.

Зеркало видело и хранило где-то там, в своих загадочных глубинах, не только его шмыгающий нос, глаза, воспаленные от бессонницы, разбитую губу и лоб – он как-то подрался с одним типом, который решил поставить его на счётчик. Это всё ерунда! Потому что зеркало отражало много такого, от чего наверняка само развратилось. Оно запомнило Катю и Сергея в самых немыслимых хитросплетениях тел, и, конечно, хранило варианты часто повторявшейся картинки: девушка на коленях перед парнем, который, изогнувшись назад, яростно теребит её волосы, чуть-чуть их подергивая, а другая его рука, положенная ей на спину, совершает лихорадочные движения – со стороны похоже на массаж, но это не массаж: Кате нравилось, когда он игриво поколачивал её, пощипывал и мял кожу. И, конечно же, зеркало держало в памяти другую картину: Катя становилась на кресло, опять-таки на колени, а он, обхватив её ягодицы, охрипшим голосом вдруг спрашивал какую-нибудь чушь, не прекращая при этом быстрых, резких движений. Ну, например, он любил спрашивать это:

– Долго растила?

– Что именно?

– Ноги.

– А! Это подарок мамы и папы, они постарались.

– Длину когда последний раз измеряла? Они, кажется, еще длиннее стали.

– Сто один сантиметр. По-прежнему.

– А откуда меряла?

– Не оттуда, откуда ты думаешь.

– А откуда я думаю?

– Да ну тебя! – она вздрагивала от смеха, и внутри у неё всё почему-то сжималось, и он вскрикивал от наслаждения, а она продолжала смеяться. – Дурашка! Ноги измеряют от начала берцовой косточки. Не запомнил ещё, глупыщ?

– Выходит, ты хорошо знаешь анатомию.

– Угу. И твою – тоже, – она надвигалась на него ягодицами и тихо стонала. Специально. Потому что знала: он теряет всякое соображение, когда слышит, как ей с ним хорошо, – и сразу замолкал, сосредотачивался на своих движениях, стараясь всё сделать ещё лучше.

Вот такие диалоги у них были. Кому расскажи – глаза выпучат. Трамвайщик, правда, лишь вначале удивился, а потом завистливо вздохнул: «Ну, брат, подфартило тебе: такую тёлку имеешь, ничего объяснять не надо – сама всё сделает! А то бывает, что пока уламываешь, всё хотенье пропадает. Но не смущает ли тебя, что она даже не скрывает своей опытности?» Нет, его это меньше всего волновало.

Мало ли кто был у неё до него, это её прошлое, а живём мы настоящим, и в нем есть только он и она – своя реальность, новая вселенная, недописанный роман. «Ох, куда бы деться! – иронично кривил губы Мишка. – Недописанный роман – это когда в подъезде или в парке на скамейке, наспех, да? Да ещё всякие прохожие мимо ходят, кайф обламывают…»

Сергей тоже усмехался и отвечал Трамвайщику не менее цинично, что-то вроде: «Наше дело не рожать, вставил, вынул – и бежать, но есть, братан, некоторые ситуации, когда хочется задержаться…»

Он, конечно, и сам понимал, что сравнение любви с романом, который продолжает сочиняться, – это не то чтобы банально или выспренне, скорее даже – пошловато, но как объяснить Трамвайщику, что ему нравилось простодушие Кати и тот легкий налёт вульгарности, который затейлив и непредсказуем: не всегда поймёшь, как он развёрнёт сюжет отношений, что будет и чем закончится их очередное свидание. А ещё ему нравилось, что Катя заводит себя и его ещё и этими фривольными разговорчиками.

Вспомнив это, он опустил глаза, искоса посмотрел на девушку: она сидела нога на ногу, но, почувствовав его взгляд, медленно качнула правой ногой и слегка приподняла её чуть повыше, но при этом её рука упала на юбку и прижала ткань к опасно оголившемуся телу.

– Извините, – он услышал свой вдруг охрипший голос и сглотнул слюну. – У меня сигареты кончились. У вас есть?

Он мог бы, конечно, сходить за «Кэмелом» в соседний киоск, всего-то в десяти метрах от столика, но ему вовсе не курево было нужно. И он боялся, что девушка пренебрежительно посмотрит на него и кивнет в сторону табачницы: вон, мол, торговая точка рядом.

Но девушка мягко улыбнулась, кивнула и стала открывать свою сумочку. И как-то так неловко повернула руку, что локтем задела бутылочку с кока-колой, и она упала, покатилась и опустилась на колени Сергея. Бурая шипящая жидкость промочила его джинсы, и он, запоздало охнув, подхватил бутылочку – осторожно, будто это была змея, и почему-то не на столик поставил, а отбросил в сторону.

– Ах, извините, – девушка смущенно полезла в сумочку, достала носовой платок и, пододвинувшись к нему, принялась вытирать пятно. Оно располагалось как раз в районе ширинки, и Сергей, испытывая неловкость, наклонился, чтобы убрать её руку, а девушка как раз нагнулась, чтобы рассмотреть, насколько сильно кока-кола впиталась в ткань. В результате он сильно ударился лбом о её темя.

Девушка ойкнула, выронила платочек и схватилась за свою голову. Удар был сильным. Сергей увидел, как её глаза повлажнели, а лицо побледнело.

– Простите, пожалуйста, – пробормотал он.

– Ничего, я сама виновата, – девушка попыталась улыбнуться, но у неё получилась довольно жалкая гримаска.

– Больно?

– Ну, вы и двинули меня, ничего не скажешь! – девушка потрогала свое темя, вглядываясь в Сергея широко раскрытыми глазами. – А такой с виду благовоспитанный…

Его рассмешило слово «благовоспитанный» – какое-то старомодное, оно было слишком неожиданным в речи молодой особы. Он попытался скрыть улыбку, но она всё-таки заметила перемену его настроения и спросила:

– Что-то не так?

– Нет-нет, что вы! – он растерянно вскочил, но тут и сел, потому что пятно было слишком большим, и посторонние, ёлки-палки, могли подумать: он обмочился.

– А всё эта ваша вредная привычка, она виновата, – девушка тоже села и снова раскрыла свою сумочку.

– Какая привычка?

– Вредная! – девушка хмыкнула. – Курить, типа, здоровью вредить. Ладно бы, только своему. Так вы еще и моему навредили: захотелось вам, видите ли, сигаретку «стрельнуть»…

Она говорила это серьёзно, и хотя он понимал, что у неё, видимо, такая манера шутить, всё-таки снова почувствовал себя виноватым.

– Теперь мне ещё больше хочется навредить своему здоровью, – он попытался поддержать её тон. – Может, тогда мы будем квиты…

– А ничего не получится: сигарет нет! – воскликнула девушка и, скомкав пустую пачку «R-1Minima», аккуратно положила её в пепельницу. – Мне, кстати, тоже хочется курить. Но у меня осталась, боже мой, только десятка, – она растерянно пожала плечами. – Как же так я забыла взять деньги…