Владимир Земша - Эшелон: полигон «Либава». ЦГВ

В солдатской части вагона, отгороженной плащ-палаткой, почти все угомонились. Бойцы единодушно «давили фазу». Бедиеву не спалось. Он-таки вытянул свои затекшие ноги. Буряк рядом продолжал что-то дожёвывать. (Видимо знал старую народную мудрость, гласящую так: «кто долго жуёт, тот долго живёт».)

– Никаноров, ты настоящий друг, последним хавчиком с товарищами поделился, – он повернул голову в адрес товарища.

– Да, Никаноров, я давно хотел сказать, ты классный пацан! Бескорыстный. Щас таких мало! – вторил ему Бедиев. – Ты нас держись, вместе как-то сподручнее будет. Вот, на тебе, будешь? – он протянул Никанорову галету.

На лице Никанорова обозначилось какое-то просветление. Он протянул руку за галетой. Было очевидно, что этому одинокому человеку, занявшему нижайшее место в армейской неформальной иерархии, любое человеческое отношение было не безразлично. Он взял галету, повертел.

– Спа-а-си-бо!

Потом сунул руку в карман, нащупал холодный корпус патрона от АК—74, вытащил его. Повертел, задумался. Дурные мысли, наполнявшие его голову ранее, как то вдруг отступили, словно снялся спазм. Он выбросил патрон в приоткрытую форточку вагона. На душе стало легче. Снова хотелось жить. Словно бабочка села на чашу внутренних весов в пользу решения «нужно жить»!

(Ведь порой добрая фраза, улыбка, одобрение дают человеку надежду и спасают жизнь. Найдите хоть одного человека, который не ждет признания обществом, уважения, поддержки и любви близких. Мы все с удовольствием принимаем это, порой, как должное, но дарим ли мы столько внимания тем, кто его ждет от нас? Не стесняйтесь сообщить человеку как хорошо у него что-то получилось, или как здорово он поступил. Скажи вслух то, что отметил глубоко внутри собственных мыслей. Если мы все научимся замечать тех, кому нужна наша поддержка! Задумайтесь об этом сейчас и спешите сообщить об этом людям, которых вы знаете. Возможно тогда, мы не только на похоронах будем узнавать каким замечательным, оказывается, был тот или иной человек… Ведь лежа в гробу, он уже этого не услышит. Не бывает пресыщения добром и любовью! Спешите, чтобы Вас услышали. Не оправдывайте свое равнодушие занятостью. И тогда в Мире меньше будет желающих свести счеты с жизнью.)

Никаноров мирно уснул, согретый тем, что он не одинок и есть люди, осмелившиеся протянуть ему руку тогда, когда многие этого уже боялись сделать, дабы не уронить тень на собственную репутацию.

– Везёт же Сане Исаеву! Сидит себе на свинарнике! Лафа-а! – Буряк мечтательно закрыл глаза.

– А чё там хорошего? – посмотрел на него Бедиев.

– А чё хорошего здеся вот?

– Здеся – ничего, но и там, что там? Сидит Исаев, хвосты свиньям крутит. Хотел поваром в столовую попасть. Попал было, вроде, но не надолго. А по мне хоть в столовой, хоть на свинарнике… не моё это! Но свинарник – это вообще стрём! Даже не завидую!

– Саня сам захотел на свинарник, подальше от полка. Подальше от этого зверинца! – Буряк повёл глазами в сторону своих азиатских сослуживцев.

– Оно так, только что он потом на гражданке говорить будет, дескать, в армии служил, хвосты поросятам крутил! Во лафа!

– А по мне бы и так. Мне это занятие привычное! Почти как дома! У нас в Белоруссии народ хозяйственный, не то, что у вас!

– А чё у нас, бесхозяйственный, что ли?

– Ну, типа того! Вот и тебе в свинарнике работать впадло!

– Ну впадло – невпадло, так и что! Если я не крестьянин, то это не значит, что я бесхозяйственный, что ли?

– Ладно, – Буряк протянул Бедиеву горбушку хлеба, – на, пожуй!

– Эх, итит твою за ногу! Как медленно мы едем, – Бедиев сменив тему, откусил кусок хлеба.

– Угу, – сквозь жёвку ответил Буряк.

– У нас, на БАМе, в Верхнебуреинском районе, когда участок железной дороги сдавали, понаехало шишек тьма. Они захотели проехать в вагоне. Так их тянули ещё медленнее, чем нас. Впереди шёл человек по рельсам. А за ним поезд! Прикинь!

– А чё так? – открыл набитый рот Буряк.

– Да рельсы-то на скорую, на мерзлоту накидали, чтобы в сроки уложиться. А по нормальному, насыпь нужно не один год укатывать! Мерзлота! Эт тебе не твой Бобруйск! Подтаивает постоянно, грунт оседает. Рельсы могут в любой момент разбежаться. И тогда поезд улетит к японской матери! Вот там «люди в штатском» и суетились. Рельсы впереди шли, щупали там, ни кто попало!

– А эти шишки что, не заметили что ли ничего?

– Заметили: «Чё так медленно тянемся», – спрашивают, а им в ответ: «А это что б вы могли нашими окрестностями полюбоваться! Видите, как тут чётко, какая у нас тут красотища! Спешить некуда. Времени навалом!»

– Уссаться можно…

– Эт шо-о! Там ещё и другой прикол был перед этим. Там придумали забить в шпалу последний «серебряный» костыль. Привезли его, блестящий такой, в коробочке с бантиком. А кто-то взял и стянул его! Прикинь! Подумал, что костыль тот и впрямь серебряный!

– А он какой был?

– Ну, хрен его знает. Ну, ты чё!? Ну, хромированный, наверное.

Так коробку открывают, – а там – итит твою за ногу! Пусто! Все сбились с ног. Ищут, а всё бестолку. Пришлось выкручиваться. Взяли обычный костыль, да быстренько его серебрянкой помазали и всех делов. Никто особо даже подмены и не заметил! А как комиссия разъехалась, так сняли все рельсы и ещё год или больше насыпь укатывали! А награды все получили! В местном бамовском музее даже эту памятную дату обозначили! Во, как оно у нас бывает!..

Здесь, в Чехословакии, хоть и не было мерзлоты, эшелон тянулся медленно, часто останавливаясь. На остановках некоторые солдаты спрыгивали на землю, демонстрируя из-под расстёгнутых кителей нижнее бельё, разминали кости, дурачились, из окон вагонов продолжали вылетать пустые консервные банки. Офицеры стояли кучками, курили, загоняли разболтавшихся солдат назад в вагоны, покрикивали. В голове эшелона вдоль платформ с техникой прогуливались часовые…

Эшелон издал скрип и остановился. В ночи раздавались команды. Освобождались вагоны. Разгонялось тепло сновидений холодным ветром полигона. С платформ поползли горбатые коробки БТРов, выстраиваясь в колонну. Прошло больше часа в суете, криках, стуках кувалд, выбивающих колодки из-под колёс, закреплённых на платформах БТРов. Пехота, основательно продрогнув, приступила к погрузке на машины. Светало. Рассвет холодным туманом застлал пространство. Руки хватались за влажные грязные скобы на бронемашинах, открывали люки. Солдаты забивались внутрь железных коробок, издающих тепло, вперемежку с оружием, вещмешками и прочим имуществом.

– Ротного к комбату! – Раздался сиплый голос ЗНШа.

Из-под макушек хмурых сосен медленно всплывало утро….

– Водителей и старших машин в голову колонны! – прозвучала долгожданная команда, предвещая начало движения.