Виктор Тетерин - Экстремист

Когда мы уходили от моря вглубь поселка, я оглянулся в последний раз – на море начинался шторм, волны накатывались на берег с шумом, с каждым разом все сильнее и сильнее, как мне показалось, да и дождь зарядил надолго. Ну что ж – уезжать теперь не так жалко. И все-таки – все-таки это был Коктебель, место, лучше которого нет нигде в целом свете.

Мы добрались до Феодосии, там, пока ждали отправления нашего поезда, снова искупались в море, а потом, обнявшись и стуча зубами, пили коньяк, стоя под каким-то навесом. Мы снова были счастливы, и в подтверждение этого почти беспрерывно целовались. Вечером наш поезд все-таки отправился, хотя мы на него чуть не опоздали, так как заходили в магазин за новой бутылкой коньяка, и все-таки мы успели, и сели, и поехали в эту далекую и странную Москву.

В поезде мы, естественно, ехали в плацкарте, так как денег почти не осталось. Вагон был полон, но в нашем купе, кроме нас с Леной, был только один пассажир. Это был мужчина, средних лет и такой же наружности. Представился он Иван Иванычем, при этом почему-то покраснев.

Этот Иван Иваныч оказался презабавным человеком. После третьей рюмки коньяка, бутылку которого он тоже вез с собой, в нем проснулась тяга к беседе. При этом – к умной беседе, как у всякого русского человека, считающего себя интеллигентом.

От нечего делать, мы долго разговаривали с ним на различные темы, пока разговор сам собою не зашел о новых технологиях, и связанных с этим изменениях в жизни.

Иван Иванович горячо доказывал, что природа человека нисколько не изменилась за все время истории.

– А что изменилось в нашей жизни? Да, появились всякие технические штучки-дрючки, всякие мобильники, мп3-плейеры, DVD-проигрыватели и тому подобное. Но люди-то остались такими же. Они ничуть не изменились.

– И что же вы этим хотите сказать?

– Я-то?

Он задумался на некоторое время, усиленно потирая лоб. Потом сказал быстро:

– Да ничего я не хочу этим сказать. Что вы, в самом деле? Это я так. Давай лучше, выпьем еще.

Мы выпили, после чего Иван Иваныч спросил у меня:

– Ну а ты-то согласен со мной?

– Ну, в общем-то, да. Этот факт трудно отрицать.

– Вот то-то и оно. А писатели-фантасты все придумывают себе какую-то эволюцию человеческую, какие-то воспитания благородных обществ. А что мы видим? Технологии изменились, выросли, а люди все так же грызутся из-за денег, склочничают. Ничегошеньки в них не изменилось. Это уж вы со мной не спорьте.

С этими словами он полез спать к себе на полку, и долго еще что-то ворчал на ней, переворачиваясь с боку на бок.

Я посмотрел на Лену – она едва сдерживала смех. Я обнял ее, поцеловал, сказал, чтобы она не смеялась над этим чудаком. Поезд мерно стучал колесами, все было хорошо и даже отлично, но на душе у меня было как-то невесело.

На следующий день мы приехали в Москву. Было тепло, стояло бабье лето. Впрочем, на погоду я сейчас внимания не обращал – после приезда в Москву у меня началась новая жизнь, теперь уже с любимым человеком.

Но сначала мне снова нужно было найти какую-то работу, чтобы как-то существовать. Первая работа, которая мне подвернулась после возвращения в Москву, называлась чем-то вроде оперативного контроля.

Работа заключалась в том, что я должен был считать количество людей, пришедших на сеанс кино. Продюсеры фильма хотели выяснить, не «нагревают» ли их кинотеатры, а если «нагревают» – то насколько. Сначала я честно считал людей, но к третьему сеансу мне надоело. Это была абсолютно тупая работа, эффект от которой был нулевой – то есть стандартная для Москвы. Я не хотел ее делать и ушел домой.

После этого нужно было искать новые источники дохода. С Леной наши отношения были более чем, но одной любовью сыт не будешь. В поисках постоянного заработка прошло около месяца, все это время я жил в общаге, по старому адресу, пока Лена не вписала меня в какой-то сквот на Трубной, где жили ее богемные друзья. Это был дом, предназначенный под снос, в нем не было отопления, а электричество в него провели его новые обитатели. Впрочем, там вполне можно было жить, и даже очень хорошо. Жили там, в основном, художники различных авангардных направлений (я не очень разбирался в их мазне), все поголовно они были алкоголиками и любили покурить «траву». В общем, это было вполне удобное место для наших с Леной встреч.

Через некоторое время после приезда я нашел наконец-то работу, которая могла меня удовлетворить. Я работал осветителем в частной кинокомпании, производящей телесериалы. Снимали мы «мыло» различного рода, в основном, детективы с тупым и, как мне казалось, повторяющимся сюжетом, приевшиеся уже и зрителям, и актерам, но неизменно заказываемые телеканалами. Хорошо, что я был простым осветителем и мог не вдаваться в подробности всей этой телевизионной «продукции», иначе бы долго я там не выдержал. Кроме этого, преимущества работы были в ее графике (два через три) и вполне устраивающей меня зарплате. В общем, жизнь снова начала налаживаться.

Алкоголя я стал пить намного меньше, теперь он был мне практически не нужен. Лена придала моей жизнь смысл и наполнила ее содержанием, как ни банально это звучит. Раньше, приходя вечером домой с работы, хотелось расслабиться, ни о чем не думать. Конечно, можно было просто посмотреть фильм, посидеть в интернете, но все чаще мне этого было недостаточно, мысли упорно крутились вокруг того, что у меня нет никаких перспектив, что жизнь проходит – в общем, были довольно депрессивны. И тогда забыться хотя бы на короткое время мне помогал алкоголь – пиво, вино, иногда водка. Постепенно дозы росли. При этом в глобальном смысле все это, разумеется, не помогало. Собственно, я и сбежал поэтому на юг.

Теперь я был занят другими, более приятными вещами. Мы виделись с Леной практически каждый день, как правило, по вечерам, когда у нее заканчивались лекции. Обычно мы встречались где-нибудь в центре и гуляли вместе, а потом вместе приезжали ко мне в сквот. Иногда мы приезжали к ней в квартиру, но в сквоте нам нравилось больше. Конечно, я не предлагал ей совсем переехать в сквот, потому что все-таки условия там были довольно спартанские, а переехать к ней сам я не мог, ведь там была соседка, с которой Лена жила уже давно, и просить ее съехать было бы совсем невежливо. Впрочем, так жить было даже лучше, ведь за время между нашими свиданиями мы с Леной успевали соскучиться друг по другу, и наши желания становились еще острее.

Вообще, эта осень навсегда осталась в моей памяти, как самое прекрасное время в моей жизни. Набоков не кривил душой, когда говорил о том, что не заметил революции, поскольку был влюблен. Я тоже ничего вокруг не замечал, пока мы были вместе с Леной. А были мы с ней практически все время. Самое удивительное – то, что мы почти не разговаривали, все объяснялось жестами, и было понятно без слов. Да и что тут надо было объяснять.