Анатолий Рубин - Хайвей

– А где мы спать будем? – спросила она, после того как они перекусили из его припасов.

– Вот, что девочка, – жестко сказал он. – Утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем. Иди, ложись в кабину. А я с ребятами посижу.

Девушка забралась в кабину на узкую постель. В кабине было тепло и даже уютно. Она не хотела ни о чем думать, но мысли и воспоминания предательски лезли в голову. Ей было всего восемнадцать, а за последние два года пришлось пережить столько, сколько хватило бы на три благополучных жизней. Почему именно ей суждено все это пережить? За что? За какие грехи? Не найдя ответы на эти вопросы, на нее вдруг навязчиво нахлынули воспоминания ее последних лет жизни.

Она жила в небольшом поселке городского типа. Ее отец пил не просыхая. Когда приходил еле живой домой, они с матерью часто прятались в сарае или на чердаке, со временем и мать стала прикладываться к бутылке. Теперь пряталась только она.

По вечерам она часто ходила с подругами в местный ДК на дискотеку, там у нее было много знакомых. Однажды ее посадили в машину и сказали, что поедут кататься. Но дело кончилось тем, что напоили, завезли на какую-то дачу, и началась оргия. Парни, одев на голову черные чулки, по – очереди ее изнасиловали. Она вырывалась, царапалась, кричала, звала на помощь. Но силы были не равны. Что они с ней вытворяли, не могло приснится даже в кошмарном сне.

Дальше пустота. Она почувствовала, что лежит на земле, открыла глаза: серое небо, в глаза дождь. И не чувствовала ничего, кроме боли. Она нашла в себе силы подняться и пойти в больницу.

Больница была адом, ведь живого у нее была только душа, да и та грязная. Она не хотела никого видеть. После узнала, что у отца был удар, он тяжело заболел. Через два месяца была дома. Мама плакала. Она бросилась ей в ноги и закричала: «Мама, убей меня, тебе не нужна такая дочь!» Отец готов был вышвырнуть ее из дома. Так и жила, а в поселке люди в лицо смеялись и оскорбляли. Одна была поддержка – церковь. Туда ходила с матерью, но ей казалось, что спасения нет нигде.

Без долгих предисловий родители парней предложили Гулькиному отцу деньги по 10000 тысяч с носа. Лишь бы он забрал свое заявление. Хозяин молчал. Гости приняли это за отказ. Стали убеждать. Говорили, что для девочки это действительно большое потрясение, но через три-четыре года все забудется, время лечит. А так, говорили, могут уехать из городка на новое место и начать все сначала, где их никто не знает. Денег вполне хватит, чтобы купить домик. Но отец молчал, они начали говорить, что свидетелей нет, в суде не удастся доказать. Она сама виновата. Шлялась по сомнительным компаниям и сама спровоцировала их сыновей на этот поступок.

Но тут отец начал говорить, что по триста мало. Надо до завтрашнего вечера, но по тысяче. На следующий день он получил эти деньги.

Через два дня Гулька поднялась рано утром, быстро оделась, взяла приготовленную еще с вечера дорожную сумку и тихо вышла из дома в направлении автостанции. Она решила уехать навсегда из этого поселка подальше в большой город, и лучше в Москву, чтобы ее там никто не знал. Она хотела начать жизнь сначала. Через полчаса она ехала в автобусе, отдаляясь от того места, где она потеряла все, что у нее было чистого. Подруг, родственников, тетю Катю, друга Сережку. Жалко было маму. Как она выдержит все это? Она, конечно, собиралась ей написать, когда устроится…

Между тем к вечеру на стоянке собралось с десяток машин. Водители в основном были свои – дальнобойщики. Развели небольшой костер, вокруг которого все вскоре и собрались.

Закат догорал за над лесом, подернутый серой пеленой дымки тумана предвечерья. Спустя еще полчаса спустились сумерки, и быстро стало темнеть. Фуры с московскими, питерскими, псковскими, белорусскими, тульскими, калужскими номерами стоят рядом. Силуэты машин в темноте стали напоминать стадо слонов, сбившихся в кучу.

Водители, сидя у костра, как старые, добрые знакомые, вели свои разговоры. Звенели стаканы, по кругу шли открытые банки с консервами, огурцы, хлеб.

На таких стоянках люди забывают о политических и национальных разногласиях и вражде. Более того, здесь царит негласное шоферское братство. Нынче ночлег на трассе в одиночку может стоить если не жизни, то больших денег. У каждого свой маршрут, свой груз, своя задача. Просто живут дальнобойщики в рейсе по негласным, но жестким правилам водительского братства, до которых всем другим автомобилистам, чья помощь друг другу ограничивается лишь перемигиванием фар при приближении к патрульным автомобилям ДПС, непонятны. Раньше, на ночь глядя, они искали по трассе «родственные» машины, чтобы за общим застольем веселья скоротать вечер. Теперь появилась другая причина, заставляющая их держаться вместе и уже не по двое – трое, а по десятку человек. Страшно стало на наших дорогах, особенно в темное время суток. То рэкет налетит, то милиция, а то и просто хулиганье. Побьют, ограбят, груз попортят, и уедут безнаказанно. Поэтому им и приходится ставить свои фуры в кольцо или хвост в хвост – вместе спокойнее.

Дальнобойщики любят повеселиться на всю катушку. Они в течение суток не снимают ноги с педали газа, тормоза, отогревшись, про все это забывают. Здесь на ночлеге можно услышать самые невероятные, но правдивые истории.

Случаи из автомобильной жизни имеют совершенно особую ценность, потому что на них единственных можно учиться чужому опытом, все же остальные элементы жизни: любовь, ненависть, дружба – достигаются только собственно набитыми шишками и синяками.

– Есть даже такой анекдот. «Решили обменяться наши и чехи грузовиками. Они нам «Татру», мы им «КамАЗ». Год спустя, обмениваются опытом. Русские: «Год прошел, и машины нет». Чех: «Год прошел, и водителя нет…»

– На западе задались целью выяснить, кто самые лучшие любовники в зависимости от профессии.

– Ну и кто же на первом месте?

– Говорят, актеры. Но на втором месте идут водители грузовиков.

– Серьезно?

– Настоящие мужики уверенно ведут себя и в постели, они как уверенно ведут многотонные фуры, так и в постели. Но есть минус: после бурных забав мгновенно засыпают – без всяких там нежностей.

– Куда путь держишь?

– В Самару.

– Да. Тысяча верст будет. За один день не удастся доехать.

– А дороги, какие? Остановки!

– Я вообще стараюсь не останавливаться. Раньше едешь, видишь – машина стоит, так обязательно тормознешь, спросишь: «Что, брат, у тебя случилось?» А теперь – ни за что. Кто знает, может это для тебя приманка стоит? Страшно стало ездить. Я на «междугородке» уже пятнадцать лет и сколько помню, все говорили про повышение уровня жизни, улучшения условий труда. Единственное, что можно добрым словом вспомнить в Челябинске, в свое время, бесплатную гостиницу «дальнобойщикам» предоставляли. Больше я нигде в России такого не видел. Мне пять звезд не нужно – мне кушетку да горячую воду, а то приходится к местным пенсионерам приходить, чтобы помыться. Знаете почем обыкновенная московская вода? Пять рублей за канистру. Да я их не осуждаю – каждый зарабатывает на свой кусок хлеба, как может. Раньше я мог в любом месте остановиться на ночлег, а сейчас только у постов ДПС. Поесть раньше можно было в пути, а сейчас питаемся тем, что только взяли из дома. Недаром немцы говорят, что первые болезни русского человека – это зубы и желудок.