Дмитрий Пиганов - «Из всех морей…» (сборник)

Когда я поинтересовался, сколько же этот винил стоил, Николай Андреевич посмотрел за горизонт и ответил, что на эти деньги он мог бы купить три отреза гипюра.

Дамская ненависть обрела мотив. Отрез гипюра в СССР ценился на уровне черной икры или бытовой техники типа «Хитачи».

К счастью, Возницын был холост.

Так вот.

Ресторанные лабухи ценили клиента Возницына за то, что он ценил умение барабанщика шуршать по хай-хету щеточками, как это делает исполнитель в ансамбле Жобима. За шуршание Возницын готов был платить шикарные чаевые. Отсюда и произошла его кличка – «Шорох».

В ресторане произошло и роковое для Трефа знакомство.

Опытный холостяк Возницын клеил дам в «Атлантике», ресторане, где еще живы были традиции времен китобойной флотилии. Тогда мореманы подруливали к подъезду целыми кортежами из таксомоторов, в сопровождении изысканных путан, слетевшихся со всего Советского Союза. Отягощенные сумасшедшими деньгами китобои требовали качества во всем, «Атлантика» была шикарна, и охотниц за гипюром здесь водилось предостаточно, и притом самого высокого полета.

Неприкаянный Треф квартировал тогда у Шороха и как раз был полон очередных планов. На этот раз он мечтал поселиться где-нибудь в деревне и разводить чеснок в промышленных масштабах. Плантаторские планы предполагали женитьбу на сельской красавице. В «Атлантике» Треф ее и нашел, из Белоруссии, согласную на интим с сухопутным кавалером в обмен на возможное замужество.

На ходовом мостике пожарного катера, где я трудился рулевым, вахтенный начальник Возницын показал мне фотографию, на которой Треф запечатлен со своей невестой среди гостей. Правая рука невесты заключена в гипс, голова Трефа повязана праздничной белизны бинтом. Оба глаза жениха были сурово подбиты.

Как пояснил Шорох, Трефа воспитали братья суженой – за то, что накануне свадьбы он подрался с невестой и пытался сбежать.

Взятия Парижа снова не случилось.

Вернувшись холостым и без передних зубов, Треф устроился на работу в вокально-инструментальный ансамбль городского парка культуры и отдыха, бренчал на гитаре и банджо и пел на английском, которым вполне сносно владел. Впрочем, его оттуда скоро попросили из-за беззубого рта, на который слушателям было неприятно смотреть, так что они даже писали жалобы в администрацию парка.

Последний раз я видел Трефа несколько лет назад поющим под гитару, на тротуаре у входа в супермаркет. Потом он куда-то исчез, и больше о нем никто ничего не слышал.

Узнать что-либо у общих знакомых было трудно, никто не помнил, как его по – настоящему звали, помнили только фамилию – Трефилов. На память о нем у меня осталась самодельная открытка, нарисованная тушью на кусочке желтого картона. Треф изобразил себя в образе уличного музыканта, а внизу сделал надпись:

Матрос Рассол носил звание ветерана рыбной промышленности, поэтому никогда не заступал на третью вахту. Третий вахтенный должен уметь готовить. На списанном танкере, выполняющем функции паровой станции, на полные сутки остаются штурман, механик и толпа матросов, могучих и злых, всегда с похмелья. Кулинарные навыки третьего вахтенного, таким образом, решают, будет ли вечер приятным, или превратится в шумную разборку.

Понятно, третью вахту никто терпеть не мог, и старпом так составлял расписание, чтобы под удар попадали те, кто моложе. Обычное дело, дискриминация. Нынче подобные явления уже не встречаются, потому что все приносят дозу с собой и к концу дня так набираются, что и без ужина горят и даже, бывает, тонут прямо возле причала. Но это сейчас, а тогда был Советский Союз и пить на работе никакой возможности у плавсостава не было. Наоборот, нужно было не только регулярно сдавать экзамены на классность, но и уметь готовить еду из полуфабрикатов, которые повариха оставляла в бельевом бачке на камбузе.

Я экзамен не сдал дважды.

Первый раз потому, что не смог принять сообщение, переданное морзянкой. Ключом я работал со скоростью чтения, а вот прием не давался, в мигании контрольной лампочки я не узнал даже слова из трех букв, которым старый капитан из дипломного отдела мне семафорил, от души стараясь помочь, потому что им нужны были матросы первого класса, для отчетности.

Энергичные выражения капитана загадочными вспышками повисли в электромагнитном поле Земли, я вернулся на пароход без справки о зачете, и старпом мстительно записал меня на третью вахту, навечно.

Если за морзянку я отвечал перед собственным самолюбием и начальством, то за сварганенную на электроплите бурду могли и побить. Дополнительно огорчал матрос Рассол, который экзамен на подтверждение классности сдал.

Рассол, который не мог без ошибки написать собственную фамилию на доске вахтенного у трапа, который спрашивал, правда ли, что Ленин и Гитлер учились в одном классе, и ничего не знал о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Рассол, который ничего в жизни не видел кроме тройного одеколона внутрь и трала, набитого селедкой, этот Рассол оказался способен расшифровать сигналы Морзе, хотя наверняка даже не догадывался о существовании электромагнитного поля!

Чтобы как-то скрасить несчастье, я взял с собой на камбуз транзисторный приемник, сдвоенный с магнитофоном, килограммовое изделие, под названием «комбайн», очень популярное в те годы. Среди алюминиевой утвари и нечистого кафеля, звуки bossa nova в исполнении Жобима и Грина должны были напоминать мне, что жизнь продолжается, несмотря на кулинарный финал.

Музыку я записывал на пленку прямо из эфира. Эфир шипел помехами, к которым, наверное, добавились нецензурные выражения капитана из дипломного отдела, пытавшегося указать мне путь к спасению, увы, безуспешно. Очевидно, мне предстояла переквалификация в чистильщики.

Бригада чистильщиков квартировала у нас на судне, здесь же хранился их инвентарь: противогазы, респираторы и стальные скребки, которыми очищают стены топливных танков от ядовитых отложений, предварительно размягчив их паром из нашего котельного трубопровода.

Поговаривали, что больше года здесь никто не выдерживал, но утешала мысль о баснословной зарплате, которую платили за адский труд. К тому же здесь не нужно было сдавать зачеты и терпеть прочие унижения и глупости, всегда сопутствующие карьерному росту.

Я уже представлял себя богатым парнем, и даже за рулем собственного автомобиля, когда в открытую дверь камбуза заглянул вахтенный помощник капитана.

«Not comme il faut!» – сказал помощник зачем-то по-французски, и осмотрел меня с ног до головы, а заодно и весь периметр камбуза.