Владимир Коркин (Миронюк) - Сеть судьбы офицера Игоря Ергашова (сборник)

– Отчего же. Служба в милиции наверняка не менее интересна, чем в армии.

– Вот и хорошо, значит, договорились. От меня пройдите в отдел кадров, получите представление о переводе к нам. Кадровик вам объяснит, что к чему и как. Желаю успеха.

Так Игорь Ергашов стал полноправным членом следственного отдела. Новая работа увлекла. Поначалу новичку поручали, как водится, дела простые – из серии, как подшучивали коллеги, «бытовые трагикомедии». Они не требовали глубокого анализа ситуации, истинного мастерства сыска. Словом, будничная оперативная работа. Настала пора, когда ему, познавшему механику и логику следственных действий, начали поручать вести следствие по особо важным делам. Первое убийство он раскрыл не столько благодаря накопившемуся за два года службы опыту, своему чутью, умению схватывать мельчайшие детали эпизодов дела, сколько помощи участкового милиционера. Разбитной Коля Сукно, чуть моложе Ергашова, слыл известным в милицейской среде человеком бойким на язык и юбочником, каких еще надо поискать. И если какая – нибудь вертушка или дамочка, любительница острых ощущений, оказывала ему внимание, когда он «распускал хвост» красноречия, уж он тут старался не промахнуться, да еще и непременно выуживал для себя и оперов, которые раскручивали «ситуэйшн», определенную информацию. Вначале опер – группа, разработки и действия которой курировал сам Черновол, ну, а как же, убийство – это вам не семейные разборки, заканчивающиеся зуботычинами, полагала, что это вновь открытое дело «висяк». Казалось, на что опереться? В овраге два трупа с колото – резаными ранами, и никаких следов, их убрал ночной дождь. Оперы ничегошеньки не нашли. А вечером Никола Сукно, возвращаясь домой от «следаков», решил на всякий случай заглянуть на огонек к Нинке Блюхтиной, разбитной бабенке, порой торговавшей дома крепким «первачом». Глядишь, что – нибудь глазастая и углядела или прослышала о чём. Хозяйка только выпроводила из турлучной хатенки очередного любителя «зеленого змия» и даже не успела дверь захлопнуть, как на пороге собственной персоной участковый Сукно. В воздухе витал хмельной дух. Коля громко пошмыгал носом, приложил раскрытую ладонь к форменной фуражке. Не дав ему и слова молвить, Нинка засуетилась, запричитала:

– Хвораю вот, родименький, травку на водочке настаиваю. Будь гостем дорогим, сидай за стол, как раз ужин сбираю. – Стряхнула при этом какую – то пушинку с кителя участкового, подала ему в руки свежий рушник.

– Ты, Нин, тут мне не выплясывай. Я ведь при исполнении. – И он внимательно осмотрел горницу. – А чья это фуражка на стуле и кого дожидается?

– Ой, та скажешь же ж, так, приблудная.

– Не финти, Нинка. Ничего себе приблудная, по всему видать не магазинная, самошивка, да вон ладная какая.

– Восподи, Никола Батькич, та утром в ларь за хлебом побегла, а она у моста возле овражка и дожидается меня. Мабуть, хто после дожжичка поскильзнулся, да куда – нить спешил, и не стал ее сыскивать. А она под кустом и пригнездилась. А я глазастая. Глянь, вещь добрая, чего не взять, кому на базаре и торгану.

– Погоди, Блюхтина, не тараторь. Так от моста того до овражка, где мужиков порубили, рукой подать. Уж не ты ли? А ну, собирайся, в отдел со мной пойдешь!

– Та ты чиво, начальник, – запричитала бабенка, – ну изредка могу самогончик толкануть жаждущим горяченького. А тут ты мне убивство шьешь. Та рази я подниму руку на мужика? Они меня прикармливают. Пощчади, не срами бабу дурную.

– Тогда вспоминай, не слыхала ли чего накануне, как раз в тот вечер, когда убийца тут шастал? Иль ты пособница его! – поднял участковый голос до высокой ноты.

– Колюша, командир, не мытарь так. А вот поздненько вечером я из хлева от козы Настьки верталась, слыхала издали вроде руготню. Так боязно вить, ну в дом скорее шасть и дверь на запор.

– А чего сразу не сказала, как разговор о фуражке завел?

– Ты у миня, родненький, не спрашивал.

– Ишь ты, не спрашивал! А где твоя гражданская сознательность. Так, изымаю фуражку как вещдок. И смотри у меня, никому ни гу-гу, ни полсловечка. Не то насидишься в кутузке.

– Та я шо, та я баба с понятием. Та забирай энту окаянную фуражку! На що вона мини?!

Участковые помогли Игорю выйти на мастера индивидуального пошива, тот в ближнем райцентре обретался. С его слов и составили оперативники фоторобот. Один из сержантов, курирующий городскую мясохладобойню, без обиняков указал на рубщика мяса Шмутытько, которого в цехе звали не иначе, как гиря. Кулаки у молодого мужика, словно железные кувалды. Если погладит ими, так мало будет радости. И сам Шмутытько помог следствию. Не обнаружив утром фуражки, нахлобучил на голову запасную – праздничную, дескать, моя тут вот она, на макушке. На хладобойне он всегда появлялся в такой фуражечке. Словом, Игорь припер «гирю», как говорится, к стенке. Зато другие «убойные» дела оказались сложнее.

Он уже учился на последнем курсе педвуза, когда выдвинулся в отделе в число самых мозговитых. На окраине города коротала свой век изба – контора заготовителей сельхозпродуктов и пушнины, к которой примыкали склады. Сфера деятельности заготовителей распространялась сразу на несколько районов. Пушниной «заворачивал» в основном Семен Придня, живший с молодой женой в станице Предгорской. Сам с малолетства занимался охотой и знал всех в округе любителей «мягкого золота». Да еще травы целебные от населения принимал. Дела шли успешно, жил вольно, в добротном доме, в гараже юркий вездеход – УАЗик ждал очередного рейса к охотникам. В обычный день сдачи охотничьего урожая он, всегда громогласный, щедрый на угощенье начальству и коллегам, в конторе не возник. Молчал и его домашний телефон. Подождав денек, конторские разыскали участкового станицы Предгорской и попросили съездить к Семену Придне, узнать, как он там. Быть может, по лесам заснеженным на вездеходе разъезжает, или куда с женой к родне подался погостить. Вдруг у кого из свояков день рождения, или еще там какое событие. Милиционер охотно откликнулся на просьбу городских «чинов», да и позычить меха на шапку жене своей был не против. Только дом пуст. В конторе знали, что в городе жена заготовителя имела квартиру в кооперативном доме. Это ее отец, бухгалтер большого плодоовощного совхоза подарил молодоженам на свадьбу «крышу над головой». Молодые бывали здесь наездами, когда привозили в контору пушнину и травы. Но и городская квартира оказалась заперта. Участковый дверь не ломал, зачем, а вдруг хозяева куда к своим подались. Просто пригласил мастера по изготовлению ключей и тот скоренько подобрал нужный «инструмент». Все говорило о краже: перевернуты вверх дном шкафы, вскрыта задняя стенка телевизора, покорежены холодильник, стиральная машина, вскрыт металлический ящик для охотничьего ружья и припасов. Разворочен пол, зияла глазницей пустая яма, откуда, вероятно, и вытащили денежки и золотые украшения. Все в конторе знали, что молодуха любила покрасоваться в новых серёжках и перстнях. А трупный запах витал. Молодого заготовителя нашли с проломленной головой в подполе, рядом с кадкой соленых огурцов и грибов. Супруга его была аккуратно завернута в ковер и брошена в просторной кладовке. Изнасилованная женщина с черепно-мозговой травмой готова уже была отдать богу душу. Без сознания отвезли пострадавшую в реанимацию. В городе пустили слух, мол, жена заготовителя на грани смерти, никого не узнаёт и еле дышит. А меж тем бригада самых опытных хирургов не дала угаснуть тлеющей в теле бедной женщины искре жизни.