Андрей Ефремов (Брэм) - Эхо войны

Я проснулся от резкого толчка, открыл глаза и увидел, что надо мной стоят Вострик (Коля Востриков) и Пашка Артемьев. Сразу соскочил с кровати, и мы пошли в канцелярию вместе писать конспекты – нашему «замку». Коля во время писанины нам рассказывал, что он после дембеля будет поступать в сельхозинститут и что его призвание быть агрономом, и что землю в данное время используют неправильно и даже пагубно. Хотя его белиберда нам была не интересна, мы как все уважающие себя и друг друга культурные люди слушали его ахинею, ничего не понимая в этом, и все время кивали и поддакивали: «Да, конечно», или же ещё крученее – «Н-да…». После того, как мы закончили писать, до подъема оставалось меньше получаса, и мы решили посвятить их пагубному для здоровья занятию, то есть глотанию никотина с помощью курения и пропуска этого самого никотина через дыхательные каналы к легким, и стали в туалете рассказывать друг другу о гражданке, о девочках, с которыми гуляли, и травили анекдоты. Вот когда начали громко ржать, нас засек дежурный по роте младший сержант Кондратьев (прозвище Мандраж) и заставил передраить весь туалет, а заодно и умывальник.

– Полк, равняйсь, смиирно! Равнение на-право! – начальник штаба полка подполковник Баталов четким строевым шагом, приложив руку к черепной коробке (злые языки утверждали, что в ней, кроме берета, ничего не было), пошел навстречу командиру полка полковнику Тонину. – Товарищ полковник! Учебный десантно-штурмовой полк для развода на занятия построен. Начальник штаба полка подполковник Баталов.

Полковник, как подобает строевому командиру четко повернулся своей «облицовкой» к нам и выбросил: «Здравствуйте, товарищи десантники!». И мы тут же ответили: «Здравия желаем, товарищ полковник»! Надо признать – половина личного состава желала совсем обратного. После постановки задач на текущий день он опять гаркнул: «По-олк! В походную колонну!». Тут офицеры, прапорщики и сержанты заняли свои места. «Поротно! Шаго-ом марш!» Зазвенел военный полковой оркестр, и опять загудела земля под тяжелыми солдатскими ботинками перемежаясь со звуком, издаваемым военным оркестром.

Шли гордо, подтянуто, и все в душе гордились, что они идут в строю, четко печатая шаг, гордились тем, что у нас, в отличие от других солдат, на груди были видны тельняшки, гордились тем, что мы служим в воздушно-десантных войсках, тем, что впереди, четко печатая шаг, шли капитан Елисеев, кавалер ордена Красной Звезды, имеющий медали за отвагу и за боевые заслуги, прошедший Афганистан и Анголу, старший лейтенант Козлов, тоже афганец, лейтенант Трофимов, – молодой и энергичный офицер. Мы гордились нашим старшиной, который замыкал наш строй, как подобает старшине, кавалеру двух орденов Красной Звезды…

Стояло жаркое утро в Ферганской долине. Мы приехали в район посадки в восемь часов утра. Несмотря на ранний час, было довольно жарко, где-то под +30.

«Четвертая рота, повзводно становись»! Ну, наконец-то, неужели началось? У всех тогда было праздничное и в то же время волнующее и немного страшноватое чувство. Лопата оглядел нас тяжелым взглядом, а потом улыбнулся и сказал: «Ничего, ребята, это как у девственницы перед брачной ночью: сперва страшно, а потом приятно. Четвертая рота, надеть купола!»

После нескольких разговоров с командованием батальона и полка к нам подошли Елисеев, Козлов и Трофимов. Елисеев встал перед нами, приказал офицерам осмотреть нас. Козлов и Трофимов шли не спеша, то и дело подергивая за ранцы, делая замечания и подтягивая перекаты. Затем осмотрел сам ротный. Затем роту разбили по «бортам». Каждый борт тщательно проверялся офицерами и прапорщиками ВДС (воздушно-десантной службы), после чего роту разбили на четыре потока и прозвучала команда: «На борт шагом марш!», и мы пошли.

Перед нами стоял разинув свою пасть «ИЛ-76». Слева и справа тянулись такие же цепочки парней к другим бортам. Наконец, мы вошли и заняли свои места. Я оказался в третьем потоке последним, – и это меня это успокоило.

Наконец, этот «крокодил» взмыл в небо. Мы сидели, прислушиваясь к гулу двигателей. У меня пропало всякое желание прыгать, но я не хотел показаться трусом, не хотел позориться. Я понимал, что если в воздухе сделать всё правильно, то всё пройдет; но это уже не успокаивало.

Открылась рампа, выпускающий встал около ограничителя, пошли короткие гудки, и мы встали, правыми руками держась за кольца основных куполов, вытянутыми левыми касаясь плеча впереди стоящего. Завыла сирена, загорелась зеленая лампа, и все побежали. Я зажмурил от страха глаза и тоже побежал, и через некоторое время под ногами ничего не чувствовал. Меня стало вертеть потоками воздуха. Когда я открыл глаза, перед моими глазами вертелись и мелькали то земля, то небо. На счет «пятьсот три» я дернул за кольцо, хотя в этом необходимости не было: к этому времени сработал прибор, и кольцо выдернулось само, потом где-то секунду летел в свободном падении, и вдруг хлопок – и все остановилось.

Ребята были рады до беспредела, кто-то кричал: «Я лечу!» Кто-то просто орал во весь голос. Ощущение было ни с чем не сравнимое. После того, как приземлились, нас внизу уже ждали Лагутин, Кондратьев, Рустамов – наши сержанты, и мы по очереди подходили к ним, вставали в совершенно не мужскую позу, а они с оттяжечкой били запасными парашютами (запаской) по тем местам, которыми мы обычно садимся на табуретки. Это неписаный закон десантников, это значит, что мы стали настоящими мужчинами – десантниками.

Перед строем каждому вручили «тошнотики» – значки за прыжки в виде парашюта и с числом прыжков под «тошнотиком». Когда тебе говорят, что теперь ты не просто солдат, а солдат-десантник, гордись этим званием.

Мы бежим по полосе препятствий с элементами имитации боевой обстановки, я уже прополз под «колючкой». Ввиду того, что меня матушка-природа обидела ростом, мне приходится намного труднее. Во-первых, «броник» (бронежилет). Мало того, что он тяжел, он еще мешает двигаться ногам, так как прикрывает мне не только корпус, но и колени. В связи с этим мне было вдвойне тяжело, и я бежал, покрывая матом этот броник, всю эту полосу, заодно и службу ВДВ.

Впереди – «забор». Подбегаю, подпрыгиваю – не могу достать. Сзади уже подбегает кто-то из парней и толкает меня. Я перелетаю через забор и падаю, тут же слышу душераздирающий крик: «Встааать, бегом!». Вновь встаю и бегу. Голова как не своя, в ушах гудит от разрывов взрывпакетов и тротила, закопанного вдоль полосы препятствий, глаза слезятся и ничего не видать от запущенных дымовых шашек. Вот впереди «разрушенное здание». Карабкаюсь на него и прямо под ухом раздаются резкие хлопки автоматных очередей. Но я не обращаю на это внимание, потому что от этих разрывов, по-моему, я временно оглох.