Анатолий Лившиц - Опасные виражи

Весь церковный мир погряз в грехах. Епископы священники берут с паствы деньги, совершая обряды, поклоняются изображениям, толкуют божье слово и заповеди Христа собственными догмами.

Свои учения они ставят выше божьего слова и, вступая Ь связь с мирскими религиозными женщинами, имеют от них внебрачных детей. Это такие же миряне, только в отличие от них, имеющие набожный вид и ходящие не по улицам, а по церковным залам. Не волки ли это в овечьих шкурах, стремящиеся увеличивать число своей паствы и заботящиеся о собственном материальном благосостоянии?

Просперо вернулся из кухни с двумя чашками чая и тортом, молча поставил все» это на стол.

Филиусу показалось, что хозяин квартиры не знает о чём говорить и ждёт, когда начнёт говорить гость. Разумеется, следовало начать разговор, потому что молчание не считалось признаком хорошего тона.

– Может быть, вы желаете какао? – спросил Просперо угодливо. – Или может быть кофе?

– Поскольку вы принесли чай, то я выпью чай, – сказал Филиус категорично. – Чай, кофе, какао, какой-нибудь сок – это всё равно жидкость, имеющая разный вкус. Только бесцветная вода не имеет никакого вкуса. Она призвана только для того, чтобы утолить жажду.

В этот момент дверь открылась и в благоустроенную квартиру, обладающую всеми атрибутами современного комфорта, вошли две представительницы падшей половины человеческого рода.

Одна из них была старше другой лет на двадцать, и младшая была гораздо симпатичней старшей. По их внешним данным Филиус сразу догадался, что старшая была гражданской женой Просперо, а младшая – его внебрачной дочерью.

– Ты опять не закрыл дверь! – упрекнула она супруга, не обратив внимания на пришедшего гостя. – Сколько раз я говорила, что дверь надо закрывать! Если однажды нагрянут воры или грабители и войдут через незапертую ключом дверь в нашу квартиру, то нам несдобровать!

– Что ты вскипятилась? – недовольно сказал Просперо. – Разве ты не видишь, что у нас гость?

Когда он пришёл я так обрадовался, что забыл закрыть дверь.

– Ах, у нас гость! – жена перевела взгляд на сидевшего напротив мужа молодого человека. – Какой приятный гость! Как его зовут? Надеюсь, у него такое же приятное имя, как и его внешность.

– Его зовут Филиус, – ответил Просперо. – После окончания колледжа он в звании священника проводит рабочее время в стенах собора святого Иоанна.

– А почему ты ответил за него? – поинтересовалась дочь. – Или он не хочет говорить с нами или у него нет настроения, чтобы говорить вообще?

– Если бы у меня не было настроения, то я бы не пришёл к вам, – равнодушно промолвил Филиус, – А ответил Просперо не за меня, а вместо меня, потому что опередил меня.

– Как бы то ни было, мне очень приятно познакомиться с вами, – любезно сказала жена. – Надеюсь, моя дочь тоже рада вашему визиту.

– Да, – сказала Клаудия, в голосе которой прозвучало немного радости. – Своим приходом вы внесли некоторое разнообразие в наше однообразное существование.

– А почему вы так рано вернулись? – спросил Просперо, обратившись к Фиорентине. – Вы как и не были в гостях.

– Мы на самом деле не были, – огорчённо сказала Клаудия. – Хозяев не оказалось дома и нам пришлось вернуться туда, откуда мы пришли.

– Надо было прежде позвонить и выяснить дома ли они, – поучительно произнёс Просперо. – Если они дома, следует предупредить их, чтобы они никуда не уходили и ждали вас. А сегодня вы потеряли время, и горький опыт должен научить вас беречь его.

– К сожалению, беречь время невозможно, – вмешался Филиус, молча следивший за их оживлённым разговором. – Можно научиться использовать его для собственного удовольствия, но рано или поздно это удовольствие закончится, как и время, отпущенное на определённый срок.

– И какие же удовольствия вы получаете от времени? – спросила с любопытством Клаудия, усаживаясь в кресло. – Я, например, люблю что-нибудь читать, рисовать или вышивать.

– Психологи считают, что лучший отдых состоит в смене видов деятельности, – сказала Фиорентина, сев в другое кресло.

– Невозможно постоянно делать одно и то же, – заметил Просперо, допив чай. – От этого можно сойти с ума.

– Невозможно получить каких-либо удовольствий от времени, если постоянно думать о том, что оно идёт, – серьёзно сказал Филиус, доев торт. – Думать о постоянно проходящем времени, значит думать о приближающемся с каждым днём собственном конце, но не как о смерти, – Филиус в этот момент сделал медленную паузу, посмотрев на всех присутствующих так, как будто не видел их – а как о выходе из собственного тела, словно из тесной темницы, где томящийся, по выражению Соломона, дух днём и ночью мечтает о светлой свободе, не имеющей конца.

– Вам ещё рано думать об этом, – назидательно произнесла Фиорентина. – Вы ещё молодой.

– Молодой, но зрелый, – мимолётно улыбнулась Клаудия. – Откуда у вас такая склонность к философским рассуждениям?

– Наш гость постоянно философствует, потому что обладает философским складом ума, – сказал Просперо. – С ним интересно беседовать, поэтому я пригласил его к нам.

– И правильно сделал, – одобрительно сказала Фиорентина. – Я даже рада, что мы не застали хозяев дома. Ведь если бы мы их застали, то были бы сейчас гостями и не познакомились бы с таким уникальным гостем, которого пригласил ты.

– Давайте для разнообразия я налью вам «Кьянти» и принесу бисквит, – предложил Просперо с гостеприимной улыбкой. – Наше удовольствие так быстро кончилось, что мне захотелось его повторить.

– Все труды человека для рта его, а душа его не насыщается, – вспомнил Филиус слова Соломона, глядя на спину удаляющегося на кухню Просперо. – Если бы душа была насыщенной, то никаких трудов бы не понадобилось. Даже пить, и есть в таком случае было бы не надо.

– А что было бы надо? – с улыбкой спросила Клаудия, которую заинтересовало мудрое царское изречение.

– Ни питьём, ни пищей, ни делами душа не насыщается, – промолвил медленно Филиус. – Не насыщается она ни воздухом, ни природой, ни искусством. Поскольку она представляет собой частицы внутреннего света, живущую в тёмном теле, ей необходим внешний свет, струящийся с небес. Когда Дух Святой в виде молнии войдёт в тёмное человеческое тело, душа почувствует его дурманящую теплоту и невесомую лёгкость, сольётся с ним и побудит изменившегося человека петь или танцевать от наполнившей её радости.

– Но ведь молния убивает! – громко сказала Фиорентина. – Если человека поразит удар молнии, он мгновенно умрёт.

– Я не сказал – «молния», – улыбнулся Филиус. – Я сказал – дух святой в виде молнии. Когда дух святой сошёл на пятьдесят человек, ждавших Его в одной комнате, у них было ощущение, как будто они напились вина и пошли на городские улицы проповедовать Евангелие на незнакомых языках.