Елена Котова - Кодекс бесчестия. Неженский роман

– Юрий Сергеевич, верните кредит – и все при своих.

– Нет уж! – Чернявин как будто очнулся, в его голосе слышалась непонятная Александрову решимость и понятная злость. – Я буду бороться! В одиночку, раз вы… Мне эти деньги помогут.

– Подумайте, Юрий Сергеевич. Подумайте спокойно. Война – дело нервное и крайне дорогостоящее. Можно и по-доброму.

– По-доброму? Кинули меня этому Скляру в пасть…

– Мне не нравится этот тон. Наш банк, как минимум, ничем не ухудшил ваше положение. Считаю, что встреча закончена.

И снова Чернявин с Зайцем спускались по ступенькам банка.

– Сучара законченная. Не видать ему кредита, как своих ушей.

– Ты что задумал, Юрочка? Утром еще боялся, что за отпиленный лимон он тебе башку открутит, а сейчас сороковник хочешь замылить? Слушай, пошли пожрем и все обсудим. Ты ж дерганый, под горячую руку…

– Еще раз скажешь, что я дерганый, – в рыло дам! Не пойду я с тобой жрать…

Чернявин сел в машину, хлопнув дверцей перед мордой Зайца. Как он мог повестись на его рассказки? Рылом он не вышел Александрову в партнеры! Заяц, понятно, пидор, но кредит он шустро провернул. А это при любом раскладе не помешает. Нет, как не помешает? Может, надо, наоборот, быстрее его вернуть? Ведь с этим кредитом Скляр и возьмет его за яйца. Ясно же, что они в сговоре. Нет, как это – вернуть? Чернявин снова увидел улетающий от него комбинат и понял, что на нем еще летит и сороковник. А вот это уже выкусите! Фиг вам, а не сороковник! Пока Скляр не влез, немедленно вывести на свой запасной оффшор. Но какой же пидор Александров! Он-то, дурак, думал – на таком уровне уже не кидают. Крупный пидор, так пусть и получит по-крупному. А что он получит? Мысли суетливо побежали по новому кругу, толкаясь и спотыкаясь. Если бы у него была жена как жена. А к Лидке разве можно припасть за утешением? Настоящая баба нутром чует, когда крайняк, а эта… Кроме книжек своих да кухни, ее ничего интересует. Господи, о чем он думает? С Лидкой потом разберется. Скляр!.. Страх снова стянул подреберье в комок, не давая думать. Он вытащил из портфеля флакон, жахнул таблетку прозака. Подумал, заглотил еще и таблетку феназепама. На подъезде к даче стало отпускать. Он набрал офис. Привалко снова залопотал было что-то, но тут Чернявину стало совсем худо, обморочно, потливо…

– На этой неделе меня не ждите, сами крутитесь, – он нажал отбой.

Его крутило весь день. Крутил уже не страх, а ярость. К ночи живот разболелся так, что он решил принять слабительное.

Раздражение Александрова от встречи с мелкими сменилось досадой на себя. Сначала пообещал в необъяснимом порыве, потом разозлился, что наврали, потом стало неудобно перед ними… Вот черт, совсем нервы развинтились. С самого начала нечего было связываться с таким народцем. Они же одноклеточные. Он велел найти Скляра.

– Звоню, как обещал. Будут тебе четыреста. Присылай гонцов оформлять. Но деньги получишь после того, как я запарафированный проект соглашения о холдинге увижу. В документах, а не так, как ты на коленке нам в Милане рисовал.

– Костя, аплодирую верному решению. Слушай, давай так: четыреста, как договорились, но пусть это будет не кредит, а кредитная линия с лимитом хотя бы на пятьсот. Обещаю любую сумму свыше четырехсот согласовывать с банком. Если хочешь, с тобой лично.

– Выходит, Листвянку берешь?

– Выходит, беру. Тебя что-то смущает?

Александров не обмолвился, что уже выдал кредит под залог акций Листвянки, но ему стало совсем не по себе. Теперь второй раз выдаст еще сорок Скляру на покупку тех же акций – ну не идиот ли? Самое простое и соблазнительное решение – сдать Чернявина Скляру – он не рассматривал. Это крысятничество, и рано или поздно стало бы известно на рынке. Нет, каждому свое… Пусть Скляр покупает Чернявина, а ему надо взыскивать кредит, который сам же и выдал.

– Костя! Ты что замолк? Все же складывается!

– Похоже, что складывается…

– Значит, работаем! Как будут новости, отзвонюсь.

Уже через три дня Платон подписал предварительный договор покупки Листвянки. Он сам удивился, когда Чернявин проявил инициативу – попросил о встрече, пришел и тут же с порога заявил: «Вы все равно меня удушите на деньги Александрова, я знаю». Интересно, откуда он знает про Александрова? Хотя на свете секретов не бывает.

Все в конце концов всплывает. Про всех. Даже про Александрова. Скляр вспомнил, как тот на секунду оцепенел, когда на Гарде он пробросил про доносы в сортирах… Вспомнил и тут же выкинул из головы. Каждый принимает решения сам, и каждый потом сам платит по своим счетам. Если их предъявляют и платить все же приходится. На человеческие отношения эти мелочи не влияют. Скляр был в этом уверен и тогда, и два года спустя, приняв свое решение: его собственный холдинг должен развиваться, а банк Александрова не должен больше путаться под ногами. Но в тот день, когда к нему в кабинет вошел Чернявин, Скляр о судьбе банка Александрова еще не думал.

Этого мелкого Скляр, конечно, быстренько опустил в цене: тот заикнулся было о шестидесяти, но по глазам было видно, что хочет пятьдесят. Платон сказал «сорок – и по рукам». Дал понять, что за последнюю десятку можно и повоевать. А после войны… одни руины, как известно… Война, конечно, тоже штука недешевая, но с бюджетом в три единички он так прижмет Чернявина, что тому мало не покажется. Сказал и сам испугался: Чернявин стал сизым, и Скляр подумал – не обгадил бы его кабинет, не дай бог. «Не будем, воевать, правильно? – почти ласково спросил он. – Деньги на ветер пускать, коррупционеров кормить… Зачем?»

Все-таки Скляр чуял в этой договоренности подвох. Стояло еще что-то в глазах у Чернявина, кроме страха. Но думать об этом некогда, надо браться за Зайца, пока все удачно складывается. И немедленно после этого дожимать Жмужкина.

Позвонила Вика с вопросом, когда он собирается домой. Платон любил Вику, но не любил вопрос «когда», тем более что домой он не собирался. В графике у него стоял ужин, на который был приглашен собственник крупного английского частного инвестицонного фонда. Платон расчитывал затащить англичанина в головную компанию своей группы, в «Квантум», в которой лес, даже с холдингом, был лишь частью, причем далеко не главной, а ядро составляли машиностроение и металл. Пустое дело – уговаривать институциональных инвесторов, замордованных процедурами, регуляциями и службами контроля, вложиться в российский бизнес. А вот частный фонд, где решение принимает одно лицо… Расчеты и регламенты человеческий опыт, его оценку рисков, его чутье не заменят.

Англичанин уже месяца три копался в «Квантуме». Опять за ужином станет рассказывать, какой «Квантум» непрозрачный, как не раскрыт потенциал его активов… Предложить ему, что ли – пусть плюнет на свой фонд, который уже все равно наверняка ему обрыдл, и поработает пару лет у Скляра. Пусть перекраивает, перестраивает все, что его душе угодно. «Могу же я для собственного покоя купить себе манагера за три-четыре миллиона в год», – повторял он про себя, направляясь наверх, в обеденный зал.