Владимир Виджай - Жить за двоих

Заболотский ценил в Сергее опытного профессионала, часто приходил на коллегию. Сергей никогда не выступал на коллегии «для галочки». Все его выступления носили деловой и принципиальный характер. Он мог критически подойти к любому решению высоких инстанций, если был уверен, что это решение способно отрицательно сказаться на деятельности Министерства внешней торговли или его подразделений. Вот и вчера он резко выступил против попыток разрушить монополию внешней торговли. По его твёрдому убеждению, государство, которое серьёзно намерено перестроить свою систему после эпохи тоталитаризма, ещё долго будет нуждаться в сохранении монополии во многих стратегических отраслях, для того чтобы располагать финансовыми средствами, необходимыми для осуществления своих реформ. Но все возражения Сергея и его единомышленников вызывали только озлобление у «новаторов» перестройки, убеждённых в том, что действия внешторговцев объясняются простым желанием удержать свои позиции и по-прежнему «грести под себя».

Заболотский сообщил Сергею, что первый заместитель премьера хочет вызвать его к себе для объяснений.

– Я могу объяснить ему в сотый раз, я писал ему об этом уже трижды. Ответа никакого нет. Пошли они!.. Если так будет продолжаться, я подам в отставку.

– Что ты горячишься? Они ведь, как и твой министр с его новыми заместителями, только и ждут этого. Старик, давай встретимся и поговорим. Я могу пока отодвинуть твой вызов в Кремль.

Сергей согласился. Андрей был старше его и имел много друзей в ЦК партии и КГБ, которые поддерживали точку зрения Сергея, будучи хорошо знакомы с его записками советскому руководству. «Вот так каждый день, – думал Сергей, – начинается с заводки, как будто кто-то специально воздействует на нервную систему, проверяет её на прочность. Если не можешь себя контролировать – весь день испорчен».

Время на работе летело быстро. Рабочий день давно уже закончился. Наконец, просмотрев все входящие и исходящие документы, Серж позвонил Алле.

– Салют, это я…

– Я уже давно жду твоего звонка. Я знаю, ты раньше не мог. Хотела позвонить сама, но решила, что это будет глупо – не хочу с тобой говорить просто ни о чём.

– Всё правильно. Мы можем поужинать вместе. Я знаю неплохой французский ресторан.

– У меня есть сюрприз. Я сама приготовила ужин. Если не боишься, угощу. Приезжай ко мне. Посмотришь, как живёт самостоятельная советская женщина эпохи перестройки.

– Еду, дай мне точный адрес.

Через полчаса Серж поднялся на пятый этаж сталинского дома на Кутузовском проспекте. Дверь ему открыла незнакомая женщина… Новый, огненно-рыжий цвет волос Аллы изменил её лицо почти до неузнаваемости. И только прежнее лукавое выражение голубых глаз не оставляло сомнений, что перед ним стоит его вчерашняя знакомая, женщина, которая так стремительно ворвалась в его жизнь.

Менее десяти секунд хватило на то, чтобы Алла убедилась: вчерашний рассказ Сергея о рыжеволосой женщине из детства не был придуманным эпизодом. Сергей чуть не на пороге сжал её в объятиях, и вчерашний вечер повторился почти во всех деталях.

Её новый цвет волос наполнял его запахами детства. Целуя её и прижимаясь к её обнажённому телу, он чувствовал, что вдыхает аромат сирени, и какая-то неземная страсть уносила его далеко от земли. Алла не помнила себя такой возбуждённой и поглощённой страстью. Ей казалось, что так отдаваться, как сейчас отдаётся Сергею, она не сможет больше никогда.

Она всё ещё лежала на нём, а он перебирал её красные волосы…

– Почему ты перекрасилась?

– Разве это надо объяснять?

Она даже не успела договорить фразу – её губы снова оказались в плену его поцелуев, а она – во власти несбыточных желаний его детства…

Ужинали они в халатах при свечах. Алла продумала всё до мелочей: целый день сегодня она потратила на себя и подготовку этого ужина. Успела даже купить Сержу в чековой «Берёзке» шёлковый халат и модные тапочки-туфли. Серж заметил её старания. Ему стало приятно, что Алла искренне пытается окружить его вниманием и заботой, это лишний раз свидетельствовало о том, что она действительно увлечена им.

– Ты, оказывается, и повариха неплохая.

– А что ещё я делаю хорошо?

– Мне нравится, что ты обо всём позаботилась. А это значит… – Серж остановился, подбирая слова.

Алла закончила за него:

– Это значит, что я влюбилась, как девчонка.

И она заплакала. От злости на себя и отчаяния.

Для неё такое признание было равносильно приговору: ну нельзя, нельзя мужчине первой признаваться в любви! Этим ты обрекаешь себя на добровольное рабство, признаёшь свою зависимость от партнёра. В отношениях всегда должна сохраняться интрига, особенно на ранней стадии, в противном случае мужчина быстро утратит к тебе интерес: к чему лишние телодвижения, если объект ухаживания сам сдаётся без боя? Всё это Алла прекрасно знала, но с Сержем она не могла играть и лукавить.

Серж подсел к ней, обнял и прижал к себе.

– Я где-то читал, – начал Серж, – что если женщина не плачет, то она не любит. Я только хочу, чтобы мы не торопились. Ты видишь, что я хоть и не плачу сам, но твоим слезам радуюсь, потому что твои чувства мне дороги. Давай выпьем за нашу встречу!

Алла успокоилась и серьёзно сказала:

– Извини, получилось глупо. Я не должна давать волю своим чувствам. Мы ведь видимся только второй раз. Прости, пожалуйста.

– Ты не должна чувствовать себя виноватой. Я вижу твою искренность, и она меня обезоруживает. Я просто не хочу торопить нас. Ты так мало знаешь обо мне.

– Да, я очень хочу как можно больше узнать о тебе. Вчера ты рассказывал так увлекательно, что сегодня я по собственной воле превратилась в красноволосую ирландку. А что было дальше?

На юге России редко выдавались суровые зимы, но эта зима была просто лютой. Холодное и голодное время. Тёплая печь в доме была большой радостью, но и это случалось редко. Ещё реже в доме пахло горячей пищей. И всё-таки в тепле голод переносился легче. Топили только дровами, которые заготавливали, вырубая местный лес на берегу горной речки, несмотря на все запреты и страх быть пойманным суровым лесником. Мальчишки превратились в воришек-лесорубов. Бывало, они попадали в облаву, и лесник для острастки палил в воздух из дробовика. Тогда ребятня или бросала свои нелёгкие «дрючки» и бежала прочь, или уговаривала неожиданно появившегося лесничего разрешить им унести с собой срубленную добычу. Чаще всего, если дети были без взрослых, лесники просто не обращали на них внимания. Этим, конечно, пользовались, и потому мальчишки промышляли одни, привыкнув к благополучному исходу. Но в тот день события развернулись иначе.