Елена Скрябина - Дом. Рассказы, очерки, эссе, поэзия

Если подарок придется по сердцу имениннику, то он запомнит его навсегда. И тогда время и все законы физики будут не властны над подарком.

Город менялся. Старые двухэтажки с длинными мансардами, увитыми виноградом и дикими розами, исчезали. На их месте вырастали пятиэтажные близнецы. Не сказать, что уродливые, а просто – никакие.

Но эту улицу около самого моря еще не разрушили. Дом, о котором я хочу вам рассказать, был самым обычным: невысокий, без мансард и балконов, пройдешь мимо и не заметишь. Крашеный зеленый забор с маленькой калиткой, побеленные стены, черепичная крыша. На улице, сбегавшей с горы к морю, дом не выделялся ничем.

На улицу выходило только одно окно, а вот во двор – сразу пять окон. Солнце, встающее из-за мыса, проникало сквозь плотные занавески ровно в минуту восхода.

Если мой читатель не великий ханжа и заглянет в одно из окон, он увидит полированный стол с большой фаянсовой вазой посередине. В вазе – букет сухих цветов. На стуле стопки журналов и непонятные маленькие коробочки до потолка. Если приглядеться еще лучше, приплюснув нос к стеклу, то на стене вы увидите хорошую копию Айвазовского и большую фотографию начала века. На ней бравый офицер с саблей на боку прячет добродушную улыбку в густых подкрученных усах, рядом на стуле сидит сестра милосердия. Кем эта пара приходится хозяевам дома и что скрывается за остальными окнами, я не буду рассказывать

Зимними ночами штормящее море с грохотом и ревом накатывалось почти на сам дом. Но дым из печной трубы так мирно струился в небо, а молодой месяц с такой нежной усмешкой заглядывал в окна дома, что море скоро успокаивалось.

Весною же сад, в котором вы едва насчитаете две-три дюжины деревьев, утопал в кипенно-белом цветении вишни, лимонно-желтом – кизила, розовом – персика. С февраля по май цвели здесь кусты смородины, сакура, яблони, абрикос.

А каких только цветов не видывала я в этом саду! В феврале, когда весь город пронизывал ледяной норд-ост, в саду уже качались длинные жемчужины подснежников. Чуть позже фиалки, тюльпаны и нарциссы всех сортов и оттенков, гиацинты и ландыши сменяли друг друга, как часовые.

В мае двор заполняла сирень – белая, махровая, персидская и самая обычная. Осенью ее вырубали, прореживали и выкапывали, но каждую весну сирень опять пускала десятки крепких побегов.

В июне двор алел сперва маками, которые в два-три дня осыпались, и тревожно болело сердце от этих огромных кроваво-красных лепестков, усыпавших все дорожки в саду. Затем распускались пионы. Решив однажды принести их домой, я всю ночь не могла заснуть: тяжелые лепестки громко ударялись о стол и к утру огромный букет полностью осыпался. Даже цветы не любили покидать тот дом.

К середине июня розовый куст в самом центре сада, около колодца, в одно утро оказывался уже не голым, ядовито-зеленым, а со стрелами тонких бутонов нежно-розового цвета. Розы н осыпались, но занозы от шипов оставались в пальцах надолго. Наверно, десяток букетов этих роз, укутанных в веточки ромашки, каждый год я уносила из сада. Необычный букет – благородные длинные стебли роз и простенькая ромашка заставляли оборачиваться прохожих. Цветы без жалости срезали для гостей, но от этого их ничуть не становилось меньше.

В августе, когда город плавился от тропической жары, во дворе дома было прохладно: виноград струился крепкой лозой высоко над головами по невидимым прутьям беседки.

В конце октября старый орех усыпал двор дома таким густым слоем листьев, что их приходилось собирать каждый день во множество ведер и корзин. А если хозяйка не успевала это сделать, то утром ноги утопали в шуршащих сугробах цвета старого золота.

Семь лет я не была в родном городе и не видела этот дом. Но все семь лет я жила мыслью, что где-то там, на краю земли, есть дом, в котором сердце мое успокоится и забудет все унижения, обиды, всю грязь чужих городов, все одиночество суетной жизни среди чужих людей.

Приехав в город под вечер, я спокойно рассматривала город с холма, как хозяин осматривает свое огромное владение, в котором ничего не может измениться. И действительно, дуга залива ни на метр не расширилась и не сузилась в мое отсутствие. Вечернее море с оранжевыми дорожками от заходящего за Лысой горой солнца нисколько не поблекло без меня. Генуэзские стены и тысячи домов были те же.

В тот дом я могла пойти только утром.

Перед рассветом мне показалось, что началась гроза, тяжелые капли дождя стучат по подоконнику. Но был июнь, всходило солнце, дождя не было ив помине.

До обеда я разбирала сумки и чемоданы, отвечала на телефонные звонки, вскрывала конверты с письмами, посланными мне много лет назад. Когда все было перечитано, перестирано, переглажено, оказалось, что надо бежать по магазинам и в часовую мастерскую, кого-то поздравить, с кем-то договориться.

Но что бы я ни делала, как бы беззаботно не болтала, сердце мое ныло все больше. Жив ли дом? А может, его купили богатые соседи и разобрали, построив на этом месте гараж? Кусты роз, конечно, выкорчевали и увезли на дачу, где они и засохли. Орех срублен и сгорел лет пять назад в мангале, отдавая свой жар шашлыкам из свинины. Или во время недавнего урагана, когда ветер вырывал с корнем старые деревья и ставил ребром плиты на набережной, сметен и тот дом? Хозяйственные соседи растащили по домам выкорчеванные ураганным ветром вишни и персики, вытоптали начисто луковицы всех цветов и даже не поленились перекидать поленицу дров к себе, через забор. Хозяева же уехали, погрузив в грузовик оставшееся добро. Куда? Конечно, никто не знает.

Прошел еще день, и опять я не смогла освободиться от мелких дел. Или я просто боялась, что мои предчувствия оправдаются?

В этот раз я шла к дому невероятно долго. Останавливалась около каждой витрины, бродила по рядам шумного воскресного рынка, разглядывала знакомые с детства улицы, которые то забираются высоко на гору, то уходят в буковый лес, то сбегают к морю.

Но вот уже виден деревянный забор, белая стена дома. И вот уже рука привычно проскальзывает в крошечное окошечко калитки и сбрасывает крючок. И старая собака узнает меня. И орех не спилен. И все так же цветет розовый куст у колодца. И дверь дома распахнута настежь.

Я сижу за своим письменным столом. За окном шумит и воет старый сосновый лес. Метель. Надо сказать, что лес окружает дом с трех сторон. Когда-то это и решило наш вопрос: покупать ли дом в Финляндии.