Марина Семенова - Ловушка для папы

Как-то за завтраком мама вдруг проговорила бегло, не поднимая глаз:

– Представляете, Кристина предлагает мне место заместителя в своей фирме… Смешно, правда?… Я ведь всё давно позабыла. Да и какой из меня заместитель…

Её голос звучал так неуверенно, а глаза так откровенно просили о поддержке, что я не смогла отреагировать как-то иначе:

– Ну что ты, мамочка, из тебя получится замечательный заместитель, ты же у нас такая умница. Непременно соглашайся! Будешь у нас теперь бизнес-леди!

Я, конечно, шутила и была абсолютно уверена, что на этом тема маминой неожиданной карьеры не только оговорена, но и закрыта. НАВСЕГДА. Папа, видимо, думал так же, потому что лишь рассеянно добавил:

– Да, да, конечно…

В маминых глазах появился радостный блеск, и она снова обратилась к нам, стараясь скрыть беспокойство:

– Вы что, серьезно так думаете?

– А если серьезно, то этот разговор не для завтрака. Вот вернусь вечером с работы, и мы обо всем поговорим.

– Но мне нужно… Кристина просила…

– Вечером. Все вечером, – мягко отрезал отец, вслушиваясь в прогноз погоды по телевизору, – чёрт, опять эти дожди, а у нас медоборудование не разгружено!

– Но я обещала Кристине, что приеду сегодня к ней на фирму присмотреться, – еще сильнее занервничала мама, явно не желая сдаваться.

– Ну, если обещала, поезжай и присмотрись! Обещания нужно выполнять. Все, дорогая, я побежал, опаздываю, – подытожил отец, стремительно вставая из-за стола. Несмотря на спешку и раздражение, исполнил утренний ритуал, неторопливо и нежно целуя жену в щеку. Мама проводила его до дверей и на два часа закрылась в ванной. Потом долго и дотошно подбирала себе наряд, то ныряя в недра гардероба, то вытанцовывая у зеркала. Наконец, она появилась на пороге моей комнаты.

– Ну, дочь, быстро рассказывай, как я выгляжу? – спросила неприступно-деловая, ставшая чужой, мама.

– Безукоризненно, – невесело, но честно ответила я.

Вернулась она достаточно поздно, перевозбужденная, с лихорадочным блеском в глазах. Радостно крикнула из коридора, влезая в домашние тапочки:

– Привет, семья!

И поинтересовалась участливо, заходя в комнату. – Вы уже ели?

– Ели, – мрачно ответили мы, не отрывая взгляда от экрана телевизора, демонстрируя тем самым всеобщую обиду.

– А, что ж тогда такие неласковые? – весело прожурчала она, заходя в комнату и падая в кресло – Бедные мои ножки. Совсем разучилась ходить на каблуках. Сереж, это не будет большим нахальством, если я попрошу помассируешь мне стопы?

– Не будет, – деревянным голосом ответил отец, не двигаясь с места.

Но мама словно не замечала нашего молчаливого протеста.

– Боже мой, если бы вы только знали, как же я боялась! Дрожала, как школьница! А всё оказалось совсем несложно. Ну, конечно, нужно будет кое-что перечитать, проштудировать законодательную базу, опять же – компьютер. Ты знаешь, Сережа, у них такой замечательный системный администратор. Он так здорово всё объясняет, думаю, за неделю-другую я освоюсь, – щебетала мама.

– Ты, я как понял, уже всё решила?

– Да это не я, это судьба за меня все решила! Подарила, так сказать шанс! Я думала- ты порадуешься вместе со мной.

– Я радуюсь, – мрачно сказал папа, – только…

И замолчал, словно споткнулся обо что-то.

– Что «только»?

Отец снова не ответил.

– Ну, что «только»? Договаривай, раз начал, – в маминых словах проступила едва заметная обида.

– Только мне почему-то казалось, что у нас семья… Нормальная такая семья, где каждый интересуется мнением каждого, – я уловила в голосе отца незнакомые мне доныне металлические нотки.

– Но, Сережа, я думала…

– Думала? А ты уверена, что это у тебя получилось?

Мама в одночасье вспыхнула, стремительно поднялась и вышла из комнаты. Отец, тяжело ступая, пошел следом. Они закрылись от меня в спальне. Они ВПЕРВЫЕ закрылись ОТ МЕНЯ. Из-за дверей долетали лишь обрывки фраз, из которых никак не складывались пазлы их разговора. Минут через сорок мама, пряча лицо, проскочила мимо меня на кухню. Но я успела заметить слезы в её глазах. И это тоже было ВПЕРВЫЕ.

Утром за завтраком в доме было напряженно, вечером зловеще тихо, а через два дня непривычно пусто. Мама вышла на работу.

Мудрый и любящий отец, совершенно неожиданно для меня, не стал обострять ситуацию и, встретил её вечером с работы букетом цветов и романтическим ужином. Он даже сделал ответный ход – выпустил праздничный номер семейной газеты, задействовав для этого меня и коробку моих фломастеров. Мама была невероятно растрогана, крайне взволнованна и как-то по-особому красива.

Папа, всецело уверенный в том, что мамино желание вырваться из домашнего плена очень скоро сменится тоской по этому самому дому, полным разочарованием в бизнес-начинаниях, а затем полной и безоговорочной капитуляцией, был спокоен, как удав. Но… Но он ошибся. Шли дни – мама приходила с работы озабоченная, сильно уставшая, но невероятно счастливая.

Всё реже стали собираться в доме друзья. А традиционные воскресные обеды, которые я так любила, «перекочевали» сначала в ресторан, а со временем и вовсе превратились в приятное воспоминание. Все чаще задерживаясь на работе и всё больше уставая, мама старалась упростить наш быт и, видимо, чувствуя свою вину, то и дело находила повод «повоспитывать» меня или придраться к папе. Он, в свою очередь, обнаружил в себе неожиданное и очень мужское пристрастие – охоту и стал на выходные исчезать из дома. Мама не возражала. Теперь у неё были свои друзья и свой мир, в котором она была востребована и счастлива. Без нас.

Внешне всё выглядело как прежде, но что-то очень важное, жизненно необходимое исчезло навсегда. Я не один раз пыталась вызвать родителей на разговор, но мама лишь нервно отшучивалась, а папа мрачно отмалчивался.

В тот день я, доведенная их вежливым равнодушием до слез, хлопнув дверью, ушла из дома, строго-настрого запретив друзьям «сдавать» предкам моё «временное пристанище». Пристанищем служили пятикомнатные апартаменты лучшей подруги Наташки, которая, проводив родителей на море, вторую неделю упивалась полной неконтролируемой свободой. Сутки напролет тут гудела музыка, зависала тусовка, мигрируя из комнаты в комнату, меняясь в составе и опустошая холодильник.

Именно здесь сквозь сигаретный дым и пелену невыплаканных слез я впервые увидела Его. Влекомая смутным, неясным предчувствием чего-то необыкновенного, я подошла ближе и остановилась, деревенея под пристальным, внимательным взглядом необыкновенных синих глаз. В дальнем углу комнаты что-то (или кто-то) с грохотом упало. Я вздрогнула, незнакомец обернулся на стук. «Жюльен Сорель…» – восхищенно подумала я, разглядывая французский профиль и упавшую на лоб жгуче черную прядь вьющихся волос. На фоне окна, в лучах заходящего солнца, он смотрелся фантастично, почти нереально.